Любовь и проклятие камня

Соджун сам не знал, что содержал в себе свиток, но приказ есть приказ. Придерживая коня, он в считанные минуты домчал до дома.

Министр финансов был не один. Он сидел в окружении чиновников ниже его рангом и о чем-то оживленно с ними беседовал. Когда в комнату вошел сын, старик тут же замолчал. Соджун поприветствовал всех поклоном и передал донесение отцу. Тот сразу сорвал печать и стал жадно вчитываться. Его лицо порозовело, на губах заиграла улыбка, а глаза радостно заблестели.

— Все идет по плану, — сказал он своим гостям, и те облегченно загомонили, и только сейчас Соджун понял, насколько напряженной до этого была обстановка.

«Что-то случилось, что-то произошло», —подумал капитан и посмотрел на отца.

— Ты останешься здесь. Вечером нам предстоит одно дело, — ласково проговорил, улыбаясь, отец.

— Его величество…, — проговорил Соджун.

— Его Величеству мы и должны послужить, и здесь ты останешься как раз из-за этой службы, — твердо заявил отец, и сын с поклоном вышел из комнаты.

Когда солнце село и на Хансон опустилась ночь, отец вновь призвал сына.

— Против Его Величества зреет заговор, и ты, сын, должен будешь сослужить службу нашему королю! — заявил старик.

Соджун опешил и, по привычке, сжал рукоять меча.

— Заговор? Против Его Величества? Какой заговор? — едва смог выговорить мужчина. — И вы молчали? Его нужно спасти!

Он вскочил на ноги, чтоб бежать на выручку монарху, но отец его остановил.

— Его величество охраняет Син Мён, и у него там вся королевская стража, — заявил министр финансов твердо. — Твоя задача, как капитана Палаты Наказаний, покарать изменников страны! Пока они спят в своих норах, нужно наказать их всех!

Соджун никогда не видел своего отца в таком возбуждении. Глаза горели. Сжатый кулак, казалось, демонстрировал всю силу, на которую был способен старик. И вся его поза говорила о правоте, о чести, о любви к родине. И Соджун уверовал в эту правоту! Отец всегда был на стороне короля Сечжона. И сейчас он свято поддерживает малолетнего внука великого правителя.

— Тебе, сын, предстоит доказать свою преданность его величеству, и отстоять имя лучшего мечника Чосона, — напутствовал отец, — не забывай, чей ты сын!

Услышав эти слова, Соджун поклонился и вышел. Во дворе его уже ждали вооруженные люди. Капитан вскочил в седло, его примеру последовали остальные, и небольшой отряд покинул двор министра финансов.

У него был свиток, где значились имена изменников. В окружении стражников он вламывался в чужие дома, где мирно спали люди, и выхватывал предателей из теплых постелей. Большинство тут же хватались за меч, и тогда Соджун, свято верящий в свое правое дело, выдергивал верный клинок из ножен и разил им врагов…

Ему не было равных. Никто не смог противостоять — отцы семейств падали, подкошенные ударом. Брызги крови орошали светлые одежды домочадцев, и как же белый тогда слепил глаза! Соджун никогда не думал, что цвет может быть таким ярким. Ярким его делала кровь — алая на ослепительно-белом. Слуги, вооружившись кто чем, оказывали сопротивление. Мотыги и вилы против луков со стрелами и закаленной стали клинков — безумцы!

Нигде не обошлось без крови. Крики женщин и умирающих резали слух. Сам Соджун весь — с головы до пят — был забрызган чужой кровью. Он напутствовал своих людей, что изменников нужно схватить живыми, дабы те предстали перед королем и всем Чосоном, но кровь лилась рекой. На защиту мужей и детей вставали женщины. В одном из домов Соджун перехватил своей сталью клинок солдата, занесенного над оглушенной ударом матерью семейства.

— Не убивать! — гаркнул командир. — Связать и бросить в хлев вместе с детьми.

— Эта жена изменника мне шпильку в бок воткнула! — скрипнул с досады подчиненный и вновь занес меч.

Соджун рукоятью клинка отбросил назад разъяренного солдата.

— С этой секунды она — раба государя! Если ты готов заплатить деньги за ее голову, то можешь вновь поднять свой меч! — зашипел на него капитан. — Вот только боюсь, у тебя денег на нее не хватит.

Это был третий дом, где кружила кровавая карусель. Соджун стоял во дворе и пытался рукавом стереть кровь с лица. Боли он не чувствовал, значит, это была чужая кровь. Здесь дело было закончено. Отец семейства, оглушенный и связанный, лежал перед крыльцом собственного дома. В нескольких метрах от него, распластавшись по земле, лежало окровавленное тело юноши. Когда солдат забирал меч, мертвые пальцы так и не разжались, не желая отдавать оружие врагу. Пришлось по пальцу разжимать, чтоб выудить из цепкого плена драгоценную рукоять. Пока подчиненный Соджуна выдирал меч из мертвой ладони, мать юноши, связанная по рукам и ногам, рыдая, билась головой о жесткое бедро стражника, в бессилье пытаясь защитить своего ребенка. Солдат отпихивал ее коленом и снова принимался за дело, а мать выла, уткнувшись головой в окровавленный живот сына.