Любовь и птеродактили

– Пожадничал, – честно признался Димон и, запрокинув голову, вытряхнул себе в горло последние капли пива из банки. Сглотнув, он заглянул в отверстие жестянки одним глазом и вздохнул: – Они уперлись – только сами, без посторонних, иначе им моя «Стелла» и даром не нужна. А если на их условиях – без меня то есть, только катер, то вот вам пачка денег. И налом заплатили, да не скупясь! Конечно, я согласился. Хотя интуиция моя уже тогда орала: «Нет, Димон, не ведись!»

– А что же так не понравилось вашей интуиции, интересно? – спросила я.

– Что баба со мной договаривалась. – Яхтовладелец ловко зашвырнул пустую жестянку и обглоданные кости в ближайшую урну и вскинул освободившиеся руки, останавливая мой протест: – Не, я не против баб! Я их даже люблю. Но не зря же у моряков есть примета: баба на корабле – к беде! А уж если она, та баба, еще и рулит…

Он присвистнул и помотал головой.

– В смысле? Права судоводителя у женщины были? – Я и удивилась, и позавидовала «той бабе».

– Не, права у мужика, как его? – Димон полез в карман треников, скособочившись, чтобы нащупать что-то в его глубине. Он извлек смартфон, потыкал жирным пальцем в экран и развернул его ко мне, показывая фотоскан документа. – Во! Афанасьев Виктор Петрович. А только мужик тот все равно был бесправный! Подкаблучник позорный, за него все баба решала, а он только поддакивал, сидя в машине: «Да, зай. Конечно, зай. Согласен, зай», тьфу!

– С вами об аренде «Стеллы» договаривалась женщина, а мужчина в машине сидел?

– Ну, сидел – громко сказано, он там растекался, как медуза. – Димон пошевелил пальцами, изображая нечто бесформенное. – И еле языком ворочал, аж заикался, зудел: «З-з-зай, з-з-зай»… Ужратый был, не иначе.

– И вы ужратому судоводителю доверили свою звездочку?! – ужаснулся Петрик.

– О чем очень сильно сожалею и больше подобной ошибки ни за что не повторю, – заверил его Димон и сменил тон: – Так на какую дату вам нужен катер? Сколько часов, какие планы?

– На следующую субботу можно? Примерно на шесть часов, с трех пополудни до девяти вечера, программа простая: принять компанию, покатать, искупать в море. – Я тоже заговорила деловито.

Мы с Димоном быстро обсудили условия аренды, договорились созвониться на следующий день, обменялись номерами и расстались, обоюдно довольные.

– А что это за имя такое странное – Зай? – спросил Эмма уже в машине.

– Зейнаб, Зарема, Замира, – быстро погуглив, предложил более-менее подходящие варианты Петрик.

– Нет, это все какие-то горские имена, а наша-то баба – блондинка, – напомнил Эмма и тут же поправился: – То есть не наша, а Афанасьева. То есть теперь уже и не его… Вовсе ничейная…

– Ребятки, вы чего? – удивилась я. – Я думаю, зая – вообще никакое не имя, это универсальное прозвище из тех, какими мужики без воображения своих подруг называют: зая, киса, котя, рыба… А где наша рыба?!

– Которая? – уточнил Петрик.

– Которая в коробке была!

– В ней и осталась, – успокоил меня дружище. – Я ее в багажник переложил, чтобы она салон не ароматизировала. Я подумал, что ты совсем другой рыбой интересуешься – той, что пропала из холла вместе с аквариумом. Наша Дора ведь хотела, чтобы мы ее нашли…

– Мало ли чего хотела наша Дора, – отговорилась я, однако почувствовала себя виноватой.

Совсем забыла я про ту рыбу в аквариуме. А, впрочем, зачем она нам теперь, если мы будем проводить мероприятие клуба на яхте?

– Знаешь, что я думаю? Поиски рыбы в аквариуме из списка наших актуальных дел можно вычеркнуть, – решительно сказала я другу.

– Вот и прекрасно! – обрадовался он. – Освободим себе немного времени, а то всю бальную книжечку уже заполнили: и то надо сделать, и это, и пятое, и десятое… Кстати, Бабай тебе больше не звонил, заданий не давал?

– Пока нет, но позвонит, не сомневайся.

– Как говорится, свято место пусто не бывает, – кивнул Петрик.

И оказался абсолютно прав, но об этом мы узнали чуть позже.

Коробку с барабулей пришлось затолкать в холодильник: Караваев позвонил и, ничего не объясняя, лаконично и сухо уведомил меня, что вернется поздно.

– А мы тогда еще позже! – гневно раздувая ноздри и опасно щурясь, объявил Петрик, безоговорочно поддерживая меня в стихийно возникшем протестном движении. – Идем в бар!

– Опять? Мы разорим Артура, он же не берет с нас денег, – вяло воспротивилась я.

– Поэтому мы пойдем в другой бар, не к Покровскому! – постановил Петрик и затормошил меня, активизируя и будируя: – Ну-ка, живо, собираемся, одеваемся, настоятельно рекомендую тебе выгулять ту широкую тунику с длинными свободными рукавами и асимметричным низом, в которой ты на днях выходила к завтраку, – пятнистую такую, военно-маскировочной расцветки…

– Да это же была старая футболка Караваева!

– Серьезно? – Петрик округлил глаза, но не смутился. – Как интересно, а можно мне покопаться в гардеробе твоего любимого?

– Думаю, нет. Караваев не любит, когда кто-то берет его вещи, он даже мне не позволил ходить в той футболке. – Я не стала объяснять, что любимый спешно раздел меня вовсе не для того, чтобы вернуть себе предмет гардероба. – Я лучше в платье пойду. В розовом.