Любовь и расчет

– Вот он, мой любимый Даг – революционер-реформатор.

– Я серьезно.

– И я. – Эзра улыбнулся. – Но скажи мне, какое отношение это имеет к вечеринке, которую вы с Хоуп устраиваете?

Кайден сделал паузу.

– Я хочу, чтобы она послужила проверкой, – признался он. – Мы соберем вместе множество разных личностей. И сможем узнать, что они думают о подобном проекте… Будут ли они готовы стать его частью. И через несколько лет мы бы открыли более свободное пространство, чем эти проклятые сундуки со старым золотом. И если проект пойдет хорошо, то, возможно… – он пожал плечами, – возможно, я захочу взять тебя в долю.

Маклеод снова выглядел ошеломленным.

– Меня? А я-то тебе зачем нужен?

– Да брось, Эзра, ты здесь король. Ты в этих клубах как рыба в воде. Ты был рожден для того, чтобы умасливать своих. – Его друг нахмурился. – По крайней мере, уж точно больше, чем я. Ты же знаешь, я не лучший в светских беседах, которые вы, благовоспитанные дворяне, так любите…

– О, да, мы любим поспорить о количестве пуговиц на жилете. Мы даже можем провести всю ночь, разговаривая об этом.

– С меня деньги, – продолжил Кайден, не обращая внимания на его сарказм. – С тебя – голубая кровь. Что думаешь?

Эзра, казалось, задумался, но в итоге облокотился на стол, чтобы придвинуться к другу.

– Что я думаю? Да я уже даже определился со списком тех, кого мы не допустим в наш клуб.

* * *

Никогда еще она не ждала его с таким нетерпением, а ведь они уже разделили десятки ночей вместе. Она накручивала шаги по дому, пока Пегги с сочувственным выражением лица не предложила заварить ей ромашковый чай, а Делабост что-то пробормотал сквозь зубы.

Но она не могла остановиться. Сегодня вечером должен был состояться их бал, и, хотя Кайден пообещал ей, что будет дома за несколько часов до начала, она не могла усидеть на месте. Ей нужно было, чтобы он вернулся как можно скорее. Ей нужно было показать ему это.

Она взглянула на часы, которые носила в кармане: сверху красовалась эмблема «Даггер», как и на всех других часах в их доме. Двенадцать часов двадцать восемь минут, почти время обеда. Пунктуальный, как всегда, он не мог опоздать.

Наконец на улице прозвучал гудок. Как молния, Хоуп бросилась к входной двери. Делабост уже открыл парадную дверь, и Кайден улыбнулся, увидев румянец на щеках жены. У него не было времени снять пальто и шляпу, он не успел даже встряхнуть зонтик, сложив его обратно в черную трость, – Хоуп закинула руки ему на шею и поцеловала. Дворецкий, уже привыкший к таким публичным проявлениям привязанности, лишь закатил глаза и незаметно ускользнул.

– Не думал, что ты будешь так нервничать, – усмехнулся Кайден. – Боишься, что что-то пойдет не так, пташка? Что никто не придет? – Он изогнул бровь. – Это тоже будет неплохо. Больше еды для меня, да и меньше танцоров, с которыми тебя нужно делить.

– Не в этом дело, – поспешно сказала она. – Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Мне нужно показать тебе кое-что, пока ты случайно не узнал сам.

Она потянула его за собой вверх по лестнице, и они прошли по коридору в комнату, которую Хоуп переоборудовала в студию для рисования. Еще одна мечта в четырех стенах: комната только для нее. Там она могла создавать то, что хотела, не боясь чьего-либо порицания.

У двери она резко остановилась, отчего Кайден врезался ей в спину и уронил на пол свою шляпу.

– Закрой глаза, – потребовала Хоуп, прежде чем он успел что-либо сказать. В ответ на недоуменное выражение лица мужа ей пришлось повторить: – Ну же, Кай, закрой глаза. Ты мне доверяешь?

С неохотой он послушался ее.

Хоуп осторожно открыла дверь. Взяв его за руки, она провела его в комнату. Это было квадратное пространство с большим окном, выходящим на шумную Белгрейв-сквер. Это была одна из самых светлых комнат в доме, поэтому она и выбрала ее. Более аккуратная, чем кабинет Кайдена, студия была заставлена холстами, сложенными по углам, огромным письменным столом и креслом с мольбертом у окна. На нем стоял наполовину законченный рисунок трех молодых женщин, но Хоуп повела его не туда.

Она подвела мужа к уже оформленной в рамку картине, прислоненной к левой стене. Она поставила Кайдена ровно перед картиной и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.

– Можешь открывать. – Кайдену потребовалось несколько секунд, чтобы вновь привыкнуть к свету. – Так как я тебе ничего не подарила в качестве свадебного подарка в свое время, то вот… это тебе.

Это был его портрет. На нем Кайден стоял рядом со своим любимым креслом. В одной руке он держал книгу, а другая была спрятана в карман. Свет из окна по правую сторону освещал его золотистые локоны и смягчал выражение лица, которое само по себе было бескомпромиссным и суровым. На нем были белая рубашка, контрастирующая с его загорелой кожей, темно-серый костюм и жилет более светлого цвета, из-под которого выглядывали серебряные часы. Эмблема, выгравированная на них, сверкала в свете, падающем на сталь, привлекая взгляд зрителя.