Любовь и СМЕРШ (сборник)

«Сейчас погоню тебя, душечка, – думал Мишка, аккуратно выруливая за ворота. – Ох, и надавлю, с ветерком, с перетрясочкой, с гудением ветра в чуть приоткрытом окне».

Увы, пробка началась сразу за воротами. Потряхивая задами, словно трясогузки в Японии, машины медленно продвигались к светофору, чтобы, миновав его, продолжить причмокивания и приседания до следующего перекрестка. Он пристроился за автобусом «Эгеда» и включился в чайную церемонию.

Гидон, интересно, он все еще крутит баранку? Наверное, крутит, из «Эгеда» уносят уже на носилках. Влезть в этот кооператив – все равно что выиграть в лотерею. Но вот Гидон же влез!

Гидон… Он всегда был большим артистом, наверное, тем и воспользовался, заболтал, охмурил кого надо. Ловкие руки, длинный язык. Все знал, везде поспевал. И про Геду, ведь это он рассказал ему про Геду.

Геда, Герда, Гертруда… Его первый мальчишеский интерес устремился, конечно же, за соседний забор, на круглые коленки, мелькающие под краем выцветшей юбки. Впрочем, перемигиваниями и хихиканьем на тот момент все и кончилось, в восьмом классе Мишкина семья выехала на дачу в последний раз. У отца начались неприятности – не в меру ретивый фининспектор сумел пробраться сквозь лисий веер цифр годового отчета. В Сигулду Мишка попал только через три года, студентом первого курса.

Институт выехал на картошку, и его группе досталась Сигулда. Поселили всех в огромном бараке, бывшей казарме довоенной латышской армии. В казарме было холодно и неуютно, после ужина Мишка пошел бродить по знакомому городу, и конечно же, ноги сами принесли его к бывшей даче. Окна были наглухо перекрыты оранжевыми занавесками, и теплый, мягкий свет так осторожно, по-домашнему раздвигал темноту, что у Мишки защемило сердце.

Войти в дом он не решился и постучал к Геде. Она открыла дверь, засмеялась, затормошила, потащила в дом. И как же уютно было снова сидеть на высоком сундуке, правда, ноги теперь не свисали, а плотно стояли на полу. Геда была одна, мать уехала на хутор к брату, а муж в море. Муж; он и не знал, что уже есть муж. Как не знал, она же писала, приглашала на свадьбу. Ах, приглашала, да он не получал, значит, опять виновата почта. Разве можно полагаться на почту; а кто счастливец? Янис? Тот самый, сын ведьмака? Ну какого там ведьмака, болтают люди ерунду, а ты повторяешь.

Спать легли поздно, она в своей комнате, Мишка в горенке матери. Сердце стучало как отбойный молоток. Больше всего на свете ему хотелось встать и отворить дверь, но стыд останавливал, связывая ноги ватными веревками страха. До десяти, досчитаю до десяти и пойду. Он досчитал до ста, потом еще раз до ста, потом до тысячи, а потом встал и легко, словно и не было этих часов мучительных колебаний, встал и подошел к ее комнате. Дверь отворилась легко и без скрипа, словно только что смазанная обильной порцией масла. Стараясь не шуметь, он осторожно переступил высокий порог. Геда не спала.

– Ты что, ты что! Янис узнает, убьет меня и тебя!

Дверь ровно и осторожно встала на свое место.

Утром отец приехал за ним из Риги на мотоцикле.

– Мы решили подавать документы на выезд. Из института все равно исключат, незачем даром валандаться.

Геда позвонила через полгода. Разрешение уже было получено, и хмель будущей свободы вовсю бродил в Мишкиных жилах. Все остающееся по эту стороны границы представлялась мелким и несущественным.

– Мне надо с тобой поговорить. Давай встретимся.

– Давай.

Она расползлась и обабилась, буквально на глазах превращаясь в заурядную толстую латышку.

«Как быстро меняются женщины – подумал Мишка. – Как моментально уходят свежесть, молодость и красота».

Разговаривать на улице было неудобно, и он повел ее в «Пут вейн» – уютное кафе в старом городе. Мишкины друзья его называли «Гей ватершасс», и официантом подрабатывал там Гидон, все еще не потерявший надежды поступить в «театральный».

– Что будем есть, – он учтиво раскрыл меню перед дамой.

– Что нибудь полегче, можно рыбу.

– Жена рыбака, – понимающе усмехнулся Мишка.

– Да нет, просто мяса не хочется.

– Есть потрясающее горячее, – зачастил Гидон, – натуральное офигение в ставриде.

– Неси офигение, – милостиво согласился Мишка.

Высокие спинки стульев скрывали сидящих за столиком от посторонних взглядов. Собственно, этим, особой атмосферой интима и славился «Гей ватершасс». После первого бокала аперитива Мишку слегка развезло, и он принялся разворачивать перед Гедой перспективы жизни под южным солнцем. Она слушала, вежливо кивая, и время от времени задавала осторожные вопросы. К рыбе Геда не прикоснулась – вдруг расхотела есть; Мишка уписал и ее порцию, выпил два поллитровых бокала пива, и только к концу вечера вспомнил о цели встречи.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Да так, глупости, – Геда улыбнулась. – Мне надо кое-какие покупки сделать, думала узнать адреса магазинов, да пока ждала тебя, купила справочник и отыскала сама.