Любовь и СМЕРШ (сборник)

Э-хе-хе.… Где наши планы, а где жизнь? Вернее, какое дело жизни до наших планов, у нее свои расчеты и свой резон. Через день Шая случайно столкнулся с Райкой на Дерибасовской, незаметно для самого себя завязал разговор, оказался за столиком в кафе, и вдруг с удивлением услышал, как его язык, совершенно сам по себе делает Раисе предложение. Просто с ума можно сойти с таким организмом!

Предложение было благосклонно принято, этот же самостоятельный язык договорился завтрашним вечером придти знакомиться с родителями. Посадив Раису на трамвай и оставшись наедине с самим собой, Шая уселся на скамейку в дырчатой тени платана, и принялся рассматривать создавшееся положение. Спокойно взвесив все «за» и «против», он пришел к выводу, что язык, в общем-то, прав.

Свадьбу: шумное одесское действо с танцами до утра, сыграли через три месяца. Оставшись наедине с молодой женой, Шая разложил столовый набор, и, остановив свой выбор на половнике, приступил к обещанной трапезе. Его ожидания не оказались обмануты, скорее наоборот, действительность, распахнувшаяся за пуговичками и крючками, намного превзошла мечты. Наутро Шая проснулся счастливым человеком и пребывал в таком состоянии многие дни, пока холодная вода быта и сухое трение привычки не завершили свое беспощадное и традиционное действо.

Половник уступил место столовой ложке, ей на смену пришла десертная, а ее, в свою очередь, заменил крошечный лилипут ложечного рода, наподобие тех, что обычно торчат из серебряных или мельхиоровых солонок.

Жили молодые вместе с родителями жены, и этому обстоятельству государство Израиль обязано восхождением в Святую землю семьи Ишаягу Райсера.

Теща Шаи, Римма Исаковна, женщина размера порто-франко, заполняла собой все свободное пространство. Всевышний наделил ее одесским темпераментом и зычностью пожарной сирены. Многие жаловались, будто стоило ей, шурша и колыхаясь, войти в комнату, как у них начинался приступ удушья: весь кислород немедленно устремлялся к ее обширному, пышущему жаром телу.

О ее муже, Шаином тесте, рассказывать не имеет смысла, хоть номинально он вполне существовал, но фактически его перестало быть с момента женитьбы на Римме Исаковне.

Работала Римма Исаковна в коммунальном хозяйстве города Одессы на незаметной должности диспетчера, которую сумела превратить в неиссякаемый источник изобилия. Одесский водопровод — старое, требующее постоянного ремонта устройство, некоторые трубы укладывали еще при Дюке Ришелье. Почва, пронизанная катакомбами, постоянно оседает и движется, трубы дают трещины, выходят из строя. Ремонтников, понятное дело, не хватало, и куда их послать решала диспетчер, всемогущая Римма Исаковна. По ее слову открывались несущие живительную влагу краны, и по ее же указу запирались ржавые задвижки, сея панику и смятение среди обезвоженных жильцов.

Тот, кто хоть однажды тащил из соседнего дома ведро с водой, чтоб слить застоявшуюся мочу в унитазе, поймет могущество Риммы Исаковны. Скудные струйки, сочащиеся через прохудившиеся сальники, питали мощный фонтан ее личного благополучия. Радужные брызги этого фонтана осенили первые годы семейной жизни Шаи Райсера.

Однако влажная атмосфера в сочетании с постоянной нехваткой кислорода, изрядно расшатали зыбкое равновесие молодой семьи. Нравственная плата за материальное благополучие оказалась слишком высокой. Приехав в Тель-Авив, Шая решительно и бесповоротно снял две отдельные квартиры, одну для тещи с тестем, и одну для себя с Раисой. Убогие комнатушки в самом дешевом районе Атиква поглотили все содержимое тощих корзин абсорбции, но обсуждать эту тему Шая отказался наотрез.

— Довольно, мама, — сказал он таким тоном, что Римма Исаковна замолкла на середине фразы, и опасливо отодвинулась от зятя.

Едва закончив ульпан, бывший водопроводный диспетчер устремилась на поиски работы. Водное хозяйство Тель-Авива было помоложе одесского, но и в нем, при разумном подходе, Римма Исаковна сумела бы отыскать щель изобилия. Увы, аборигены, плотно облепившие корпулентное тело тель-авивской мэрии, вовсе не собирались допускать новичков к хлебным местам. Помыкавшись пару месяцев, Римма Исаковна устроилась посудомойкой в одном из дешевых ресторанчиков. Муж работал на подхвате в овощной лавке, каждый вечер принося домой два-три килограмма свежих овощей и фруктов.

Жить стало можно, но было неинтересно. Отсветы утраченного в Одессе счастья застили глаза, мешая насладиться скудными радостями тель-авивского быта. В результате и без того непростой характер Риммы Исаковны испортился окончательно. Каждый разговор с ней заканчивался скандалом, скрыться от которого нельзя было даже сбежав на собственную территорию. Римма Исаковна звонила дочери, и яд озлобленного сердца водопроводчицы, протиснувшись через узкое сечение телефонного провода, скапливался на отдельной, снятой за такие трудные деньги, жилплощади, отравляя день и сон Ишаягу Райсера.