– Сами понимаете, все это не малых денег стоит, – Люба кивнула на сумку.
– Может, с собой заберете? – поежился Иваныч.
– Куда?
– А пес его знает. Мне-то что с этим делать? В подпол разве спустить? К банкам с огурцами?
– А что? Мысль! – оживилась Люська. – И закатайте эти цацки в бочку с квашеной капустой!
– У меня нет капусты.
– Ну, в картошку суньте.
– И картошки пока нет. Не копал еще.
– Как с вами, с бедными, тяжело. Вы ж понятия не имеете, что делать с целой сумкой ювелирных изделий! По идее, их надо бы реализовать, – Люська прищурилась. – А деньги положить на счет. И припеваючи жить на сумасшедшие проценты.
– Это ведь папины подарки! – очнулась Анфиса. – Я не продам!
– Успокойся, девочка, – мягко сказал старик. – И так проживем. Много ли нам надо? Я пенсию получаю.
Анфиса приободрилась.
– Я вижу, ее можно оставить на вас со спокойной совестью, – сказала Люба, соединив их взглядом. – Драгоценности только не светите в деревне. От греха подальше. А потом мы что-нибудь придумаем. Ну что, мы к Аграфене Дамировне?
– Будете вскрывать могилу? – вновь поежился Иваныч. – Как-то не по-людски это.
– Ее до нас вскрыли. Будем устанавливать факт совершенного преступления, чтобы возбудить уголовное дело. Пора подключать полицию.
– Папа не возражает, – кивнула Анфиса.
– Тем более, – подруги переглянулись и одновременно вздохнули. – Юрий Алексеевич, мы на телефоне. И позаботьтесь о том, чтобы Анфиса отвечала на звонки.
Тот кивнул.
– А удачная была мысль, – высказалась Люська, когда они опять уселись в машину. – Поселить Анфису к Иванычу. И ему не скучно, и она без помех может общаться с потусторонним миром. Иваныч ей по ауре подходит.
– Что-то скажут на деревне?
Трио «деревенских судей», вытянув шеи, смотрело им вслед.
…Госпожа Старкова впустила их в дом охотно.
– На телевидении заинтересовались биографией моего дедушки? Так я и знала! Сюжет потрясающий! Об этом давно надо было написать книгу и снять фильм!
– Историк, которого вы наняли, не нашел в этой биографии ничего героического, – не удержалась Люська. – Он вам даже деньги вернул. Весь аванс, до копеечки.
– Вы были у Иванычева! – вспыхнула Старкова. – Злобный, завистливый старик! Который давно уже пребывает в маразме! Представляю, что он вам наговорил! Но есть неопровержимые факты! Почетные грамоты, ордена и медали, в конце концов! Я не дам очернить память моего деда!
– Вопрос не в этом. Можно в дом-то пройти?
– Да-да, проходите, – Аграфена Дамировна посторонилась. В запальчивости она так и стояла в дверях.
На этот раз чаю-кофе подругам не предложили. А было бы кстати, за день они успели проголодаться. Выпитая в избе у Анфисы Платоновны родниковая вода одиноко плескалась в желудке. Люба сглотнула голодную слюну: из кухни аппетитно пахло пирогом с капустой.
«Зато похудею», – утешила она себя.
– Вы бы присели, – намекнула Люська, которая тоже почувствовала запах пирога и поняла, что им его не предложат. Отчего в ее голосе появилось злорадство. Понятное дело, от голода. – Боюсь, такая новость сшибет вас с ног.
– А что случилось? – госпожа Старкова посмотрела на них с подозрением. Но все-таки села.
– Ваша тетя положила в гроб Платона Большакова кольцо с красным бриллиантом! – выпалила Люська. Люба не успела ее остановить. – По самым скромным оценкам моего эксперта оно стоит от двух до десяти миллионов долларов! Поэтому могилу и вскрыли! Колечко, судя по всему, тю-тю!
– Она что сделала? – Аграфена Дамировна не сразу переварила полученную информацию. Это не укладывалось у нее в голове.
– Выполняя волю отца, Анфиса похоронила вместе с ним редчайший красный бриллиант, – спокойно сказала Люба, наблюдая, как меняется лицо Старковой.
Сначала она смертельно побледнела, потом пошла красными пятнами, а под конец стала пунцовой. Вся гамма чувств отразилась у нее на лице. Удивление, недоумение, сожаление, отчаяние, и под занавес неприкрытая жадность.
– Идиотка! Чертова юродивая! Нищебродка! Гадюкино отродье! – завизжала Аграфена Дамировна, вскочив с дивана. – Мне давно надо было ее придушить! Гадина! Какая же гадина! Воровка!
– Это ее законное наследство, – напомнила Люба. – Подарок отца.
– У нее нет ничего законного! Она дочь шлюхи! По ней психушка давно плачет! О! Как он мог? За что он так со мной поступил?! – Старкова зарыдала и рухнула обратно на диван. Можно было подумать, что завтра Аграфене Дамировне негде будет жить и нечего есть, так она убивалась. Любе показалось, умри ее единственная дочь, и то госпожа Старкова не будет пребывать в таком отчаянии. – Я знала… Знала, что он существует… Мать мне о нем рассказывала…
– Это вы о камне?
– Красный бриллиант… Редчайший… Его раздобыл мой отец…
– Не иначе грохнул кого-нибудь, – съехидничала Люська. Видать, совсем оголодала. А пирог меж тем испекся.
– Это мое, слышите? – стонала госпожа Старкова. – Как она могла… Стерва! – она отняла руки от лица и глаза ее полыхнули. – Где она?!
– У одного хорошего человека.
– Задушу гадину…
– Послушайте, неужели вам мало? – не выдержала Люба. – У вас прекрасный дом, мать оставила вам в наследство немало драгоценностей. Какое-то кольцо…