Утром он почувствовал жар. Измерил температуру. Градусник показал: 39,5. Выпил чаю с малиной и отправился в Центр. У Сергея Палыча глаз-алмаз, он сразу увидел, что Тимофей сегодня никакой. Вызвал врача. Доктор только глянул – всё понял. Сунул градусник Тимофею под мышку: 40,2.
– Что, доктор? В Сокольники, в госпиталь?
– Можно и дома, если будет соблюдать режим. Врача и сиделку я прикреплю.
– Как, Тимоха?
– Лучше дома.
– Так и решаем. Делайте, доктор, что нужно.
Через три дня выяснилось, что у него сильнейшее воспаление лёгких. Встал вопрос о госпитализации. Тимофей упёрся: ни за что. Сергей Павлович распорядился, чтобы были приняты все меры для проведения интенсивного курса лечения. Врачи дневали и ночевали в доме Тимофея, сиделки, сменяя одна другую, не отходили ни на шаг. Две недели Чумаков в борьбе с недугом провалялся дома. В конце февраля слабый, едва державшийся на ногах он стал холить по квартире. А потом дело быстро пошло на поправку. Маше он ничего не сообщал, хотя знал, что она беспокоится, не понимая, куда он пропал. Не сомневался: узнай она о его болезни – сбежит из больницы. Ещё несколько дней массажа, специальных процедур на дому, усиленного насыщения организма витаминами, и он снова был бодр и свеж.
А о причине заболевания Сергей Палыч всё-таки дознался и стружку с Иван Степаныча снял. Так положено. Чтобы служба мёдом не казалась.
Несмотря на все препоны, проект всё-таки утвердили. Теперь нужно было спешить. Уж слишком много времени потеряно. Хотя работа по проекту ни на день не останавливалась, но теперь, когда вопрос решился окончательно и бесповоротно, оказалось, что они жутко отстают от установленных сроков. Но так только казалось, и спешить – не значило делать дело как попало. Сергей Павлович чуть ли не каждый элемент проверял лично, прощупывал руками; его сейчас меньше занимало общение с конструкторами, ему интереснее и полезнее было слышать мнения и предложения тех, кто всё делал своими руками, рабочих. Он стал больше и чаще общаться с ними и особенно с теми двумя парнями, которые непосредственно исполняли самую трудную, ещё никем не деланную работу. Казалось, всё было на мази, а между тем хмурое, напряжённое выражение не сходило последнее время с лица Сергея Павловича, он чаще, чем прежде, сердился, раздражался, ворчал, но относилось это исключительно к инженерам и конструкторам, с рабочими он всегда оставался простым, дружелюбным и выдержанным; ведь это их руками в буквальном смысле творится история космоса. Это настроение Королёва становилось настолько заметным, что даже всегда сдержанный Мстислав Всеволодович Келдыш не вытерпел и раздражённо сказал:
– Сергей Павлович, ты только тоску наводишь. Всё будет нормально. Улыбайся, люди же на тебя смотрят.
– Легко тебе говорить, а чуть что – к ответу я один встану.
Это, конечно, было несправедливо. Мстислав Всеволодович при неудачах никогда за чужие спины не прятался, но переживания и нервозность Сергея Павловича хоть и не разделял, но понять мог, а потому на обидные слова ничего не ответил, смолчал. Он-то знал: случись что – к ответу призовут их обоих. Как-то, задержавшись с Сергеем Павловичем в конструкторском бюро до поздней ночи, в минуту сильного его раздражения Тимофей попытался успокоить его. Королёв взглянул на него внимательно, и казалось, вот сейчас у него вырвется суровое недоброе слово, но нет, не случилось, он даже улыбнулся:
– Понимаешь ли, друг мой Тимоша, мы с тобой последний раз запуск произвели 12 октября прошлого года. Хороший был запуск: всё-таки экипаж из трёх человек, да ещё без скафандров – это тебе, брат, не фунт изюма.
– И верно, а американцы после нас ничего ещё не запустили, и неизвестно, когда запустят, – попытался поддержать меняющееся настроение шефа Тимофей.
– Так, да не так. Во-первых, за это время американцы забросили двадцать пять спутников различного назначения, а мы только тринадцать, а во-вторых…
– Есть какая-то новая информация? Я чего-то не знаю? – поторопился с вопросом Тимофей.
– В том-то и штука, друг мой Тимоха. Есть сведения, что наши конкуренты в конце марта будущего года планируют очередной запуск, а в июне выход человека в открытый космос.
– Так это то, что мы сейчас делаем.
– Вот-вот. Потому и срыв недопустим.
– И не будет никакого срыва, – уверил его Тимофей.
– Твоими бы устами, да мёд пить. Ну да ладно, поехали, брат, домой, засиделись мы тут с тобой.
– Есть немножко.
– У тебя машина здесь или подвезти? – спросил Сергей Павлович.
– Спасибо. Водитель ждёт меня. Нужно с ним ехать, а то обидится: ждал-ждал, а оказалось, напрасно. Он у меня ревнивый, – пояснил Тимофей.
– Ну, будь.
– До свидания, Сергей Павлович.