Любовь и утраты

В самом деле, взрыв оказал разительное действие. Выход для воды был так широк, что теперь из озера выливалось втрое больше воды, чем через старый сток. И не удивительно, что вскоре после взрыва уровень озера понизился не меньше чем на два фута.

Колонисты возвратились в Трущобы, захватили кирки, колья, окованные железом, огниво и трут и снова направились к озеру. Топ сопровождал их. Дорогой моряк не мог не поделиться поразившей его мыслью:

– А знаете, мистер Сайрес, вы приготовили такую симпатичную настойку, что, пожалуй, можете взорвать весь остров.

– Совершенно верно, Пенкроф. И остров, и материки, и всю землю, – ответил Сайрес Смит. – Всё дело только в количестве.

– А не можете вы употребить этот ваш нитроглицерин для ружейных зарядов? – спросил моряк.

– Нет, Пенкроф, нитроглицерин – взрывчатое вещество слишком большой разрушительной силы. Но нам нетрудно будет изготовить хлопчатобумажный или даже обыкновенный порох, раз у нас есть азотная кислота, селитра и уголь. Беда только, что ружей у нас нет.

– Ну, мистер Сайрес, – возразил моряк, – вы уж постарайтесь, пожалуйста.

Как видно, Пенкроф решительно вычеркнул слово «невозможно» из словаря обитателей острова Линкольна. Достигнув плато Кругозора, колонисты направились к тому краю озера, где находился старый сток, – теперь он должен был обнажиться, и, поскольку вода больше не бежала в него, вероятно, нетрудно было проникнуть туда и посмотреть, что там делается.

Несколько минут спустя колонисты уже были у южного края озера. Бросив на него взгляд, они убедились, что желанная цель достигнута».

Он читал не торопясь, с выражением, внятно выговаривая слова, меняя голос от персонажа к персонажу. Маша сидела, прижавшись к нему, кутаясь в халат, сидевшие здесь же девчонки слушали, раскрыв рты. Через некоторое время Маша прилегла и скоро уснула. Тимофей убрал книгу в портфель и, попрощавшись с девушками, тихо вышел из палаты. В тот день удача сопутствовала ему, он застал профессора в его кабинете; это не был день консультаций, просто нужно было разобраться с бумагами. Тимофей не стал спрашивать, как продвигается лечение Маши, понимал: всё, что ему можно и нужно знать, профессор расскажет и без вопросов. А пока он поведал Александру Ефимовичу о посещении Маши, о её настроении, ожидая, что опытный врач даст какой-то дельный совет, скажет что-то такое, что до сих пор не приходило в голову Тимофею, но что могло бы взбодрить Машу. Но профессор отметил лишь, что это общая беда всех туберкулёзников, они все считают, что вылечить их нельзя и дело их безнадёжно, а потому теряют волю к жизни, и это весьма затрудняет и лечение, и попытки помочь им в будущем жить нормальной жизнью. Чумаков в свою очередь рассказал, что Маша очень любит музыку, когда-то училась, весьма прилично играет на фортепиано, и, ещё не представляя себе чётко, чем это может обернуться, упомянул о виденной им афише предстоящего завтра концерта Рихтера в консерватории. И уж, как в ледяную воду прыгнув, почти не надеясь на успех, попросил позволения разрешить свозить Машу на концерт. Александр Ефимович задумался, медля с ответом. Это был обнадёживающий знак.

– А что? Может, вы и правы. Мы планируем на днях сделать ей «наддув» лёгких, манипуляция для первого раза, знаете ли, не из простых и тем более не из приятных, но …

– Не могу ли я узнать, что это за операция? Насколько она опасна?

– По большому счёту это даже и не операция. В двух словах дело обстоит так. Обычно в плевральных полостях воздух не содержится, вследствие чего давление в них отрицательное. Но при туберкулёзе, когда происходит распад лёгочной ткани, в месте распада образуются каверны, истончённая стенка может прорваться, и воздух из лёгких попадает в плевральную полость. Если количество воздуха в плевральной полости всё время увеличивается без обратного отсасывания, то со временем воздух начинает сжимать лёгкие, смещает сердце, нарушая дыхание и кровообращение. В конечном счёте это приводит к общему ухудшению состояния больного. Тогда нужно делать прокол грудной клетки и отсасывать часть воздуха. Но у нас не тот случай. Мы искусственным путём введём воздух в плевральную полость Маши, сдавим на некоторое время больное лёгкое и тем самым создадим наиболее благоприятные условия для заживления туберкулёзных изменений в лёгочной ткани.

– Насколько это опасно? – повторил свой вопрос Тимофей.

– Не беспокойтесь. Это абсолютно рядовая процедура.

– Так я могу рассчитывать? Мы только туда и обратно.

– Ладно. Забирайте, – решительно сказал профессор, – распоряжение я дам. Только условие: никаких вечерних нарядов и декольте; тёплые чулки, тёплая обувь, толстый шерстяной свитер с высоким воротником, непременно на машине туда и обратно и в тот же вечер вернуться в палату.

Это было то, что нужно. Тимофей поблагодарил профессора, попрощался и собрался уходить, но Александр Ефимович его остановил.

– Вы говорите, концерт завтра?

– Да.

– Как же вы умудритесь билеты в консерваторию достать?

– Это, профессор, не проблема, мы со Святославом добрые приятели.