Любовь и утраты

– А мы вас потеряли, – сказал Александр Ефимович, – я уж, грешным делом, подумал, что Маше стало нехорошо, и вы отправились домой.

– Нет-нет, всё в порядке, просто у Маши появился каприз послушать вторую часть концерта в амфитеатре.

Тимофей предложил подождать Рихтера на выходе, и все согласились. Ждать пришлось долго. Когда Рихтер и Нина Дорлиак вышли, все четверо подошли к ним, и Тимофей вручил Дорлиак букет роз, который, пока ожидали, ему принёс из машины Иван Степанович. Ринувшиеся было к своему кумиру поклонники вынуждены были сдержать свои порывы и ожидать в сторонке возможности пообщаться с небожителем.

– Светик, не буду говорить лестных слов, ты и без того знаешь, как я люблю, когда ты играешь.

– Только когда играю? – шутливо возмутился Рихтер.

– Да знает, знает, – засмеялась Дорлиак, – спасибо, Тимоша, за цветы. Куда вы исчезли после антракта?

Пришлось повторить историю о маленьком Машином капризе.

– И как там наверху?

– Идеальный звук. Просто чудо, как устроен этот зал. Акустика замечательная. Амфитеатр – просто находка для бедных студентов.

– Спасибо за билеты и доставленное удовольствие. И позвольте представить, моих друзей: профессор Рабухин с супругой и Машенька.

– О, наслышан, наслышан. Меня, правда, бог миловал, но о вашем искусстве, профессор, легенды в Москве слагают.

– Ну, о вас-то, Святослав Теофилович, легенды по всему миру гуляют, – ответил комплиментом на комплимент Рабухин.

– А Машенька тоже чья-то супруга или этот вопрос ещё не рассматривался? – спросила Дорлиак, и глаза её смеялись.

– Это вопрос будущего, Нина Львовна.

– А не пора перевести его в плоскость настоящего? – продолжала полушутя-полусерьёзно Дорлиак. – Смотрите, засидитесь в холостяках, Тимоша, никому не будете нужны. Как говорят: некому будет стакан воды подать, – погрозила она шутливо.

Рихтер молчал, спрятав крупный волевой подбородок в ворот шубы. Тут главой семьи была, несомненно, Дорлиак, да и старше она была Святослава Теофиловича аж на семь лет: и жена, и мама.

– Однако пора. Может, поедем к нам? Угощения особого нет, но за превосходный чай ручаюсь. И профессор с супругой, конечно, тоже приглашены, – сказала Нина Львовна, повернувшись к жене Александра Ефимовича.

– Нет-нет, – отказался Рабухин, – лестно, конечно, но не сегодня.

– А мы с Машенькой должны непременно сегодня же вернуться в больницу, – отказался и Тимофей, помня данное профессору обещание.

А Маше так хотелось поехать в дом этих замечательных людей, этих небожителей, которые так легко и просто общаются с её Тимофеем, ведь шапочно знакомые люди не говорят друг другу «Тимоша» или «Петруша», так общаются только близкие люди.

– Когда же, Тимофей, мы увидим вас в нашем доме?

– А вот как прочтёте в «Правде» очередное сообщение ТАСС, так через два-три дня и нагряну, если, конечно, вы не отправитесь в очередное турне.

– В ближайшее время все концерты только в Москве и Ленинграде, так что милости просим. Да и в Ленинграде нам есть где вас принять, – и уже уходя к своей машине, обернувшись: – И друзей тоже приводите. Непременно.

Профессор с супругой собрались ехать троллейбусом, но Тимофей запротестовал, сказал: просто смешно ночью добираться городским транспортом, коль скоро в их распоряжении есть машина.

У дома Рабухиных тепло распрощались.

– Спасибо, Тимофей Егорович, вы нам устроили праздник души. А откуда вы так близко знаете Рихтеров?

– Это он Рихтер, а она Дорлиак. Так случилось, что пересеклись однажды на минутку, а оказалось, надолго.

– У вас это легко получается, вы умеете привлекать к себе людей. Вы, конечно, сейчас в больницу?

– Да. Именно так, как договаривались.

– Ну и молодцом.

В дороге Маша, до сих пор молчавшая, сказала:

– Ещё хочу.

– Чего ты хочешь, Машенька?

– В консерваторию.

– Я, Машенька, послезавтра уезжаю в командировку на две-три недели, а по возвращении договорюсь с Александром Ефимовичем, и мы побываем с тобой и в консерватории, и у Светика в гостях.

– Я хочу орган послушать.

– Будет тебе, Машенька, и орган.

Уже у ворот больницы она спросила:

– Мы не можем сегодня переночевать у тебя?

– Машенька, я слово дал.

Весь следующий день он был занят под завязку. А ещё через день Тимофей вылетел на Байконур.

26