Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– Наш президент – просто слабак, – заявила Вирджилия с той же категоричностью, которая доставила всем немало неприятностей в прошлом. – Вы только посмотрите, как он отреагировал на решение Фримонта об освобождении негров в Миссури. Он струсил и постарался угодить рабовладельцам Кентукки и других приграничных штатов…

– Мне говорили, он это сделал, чтобы не разжигать конфликт…

Вирджилия не обратила на Констанцию никакого внимания.

– …но Тад Стивенс и кое-кто еще уже выказали желание прижать его. И если правые республиканцы наберут силу, Линкольн получит то, что давно заслужил. Как и бунтовщики.

– Извините… – пробормотала Бретт и вышла из столовой.

После обеда Констанция собралась с духом, чтобы наедине поговорить с Вирджилией.

– Мне бы хотелось, чтобы ты… не делала подобных заявлений в присутствии Бретт. Ты ведь говорила, что она изо всех сил старалась помочь тебе, что это она добилась таких чудесных перемен, и…

– Да, она помогла мне, но это не имеет никакого отношения к правде или… – Вирджилия глубоко вздохнула, сообразив наконец, что ее несдержанность разозлила Констанцию.

После своего чудесного преображения и возросшей уверенности в себе Вирджилия мало-помалу стала по-другому воспринимать и многие другие вещи. Например, она начала понимать, что иногда с оппонентами следует быть более тактичной.

– Да, ты совершенно права, – снова вздохнула она. – И хотя я никогда не откажусь от своих убеждений…

– Никто и не просит тебя об этом.

– …я все же понимаю, что Бретт заслуживает некоторого уважения.

– Не говоря уже о простой повседневной вежливости.

– Безусловно. Она стала частью семьи и, как ты и сказала, была добра ко мне. Я буду очень стараться. И все же при нынешнем положении всегда найдется повод для споров.

– Ведь это ты в немалой степени приложила руку к тому, что теперь называешь «нынешним положением», – тихо сказала Констанция, – разве не так?

Вирджилия кивнула:

– Я понимаю, что мое пребывание здесь подходит к концу. Я и сама уже хочу уехать. Хочу вернуться в гущу событий. Но не знаю как. На что я буду жить? Чем смогу заниматься, если почти ничего не умею и мало что смыслю в практических вещах?

Вирджилия медленно подошла к окну гостиной. Дождь лил вовсю. Капли били в стекло, бросая на лицо Вирджилии тени, похожие на новые оспины.

– Я никогда не задавала себе этих вопросов, – с тихой грустью продолжила она, не поворачиваясь. – А ждать ответов, которые не придут, страшно, Констанция. – Она все смотрела на дождь.

«Так не жди их, ищи!» – подумала Констанция.

Но досада тут же растаяла, и ей снова стало жаль сестру Джорджа. Да, Вирджилия сильно изменилась, но коснулись ли эти изменения ее внутренней сути? В этом она уже начала сомневаться.

За время этого короткого разговора стали очевидными две вещи. Вирджилия должна была покинуть Бельведер до того, как Джордж узнает о ее пребывании в доме, или до того, как об этом ему сообщит Бретт – просто в приступе гнева. И второе: поскольку Вирджилия была не способна искать свой путь, эта ноша отчасти ложилась на плечи Констанции.

Глава 39

В конце октября миссис Бердетта Халлоран из Ричмонда поняла, что так больше продолжаться не может.

Уже два года как бездетная вдова, в свои тридцать три она была обладательницей роскошной фигуры, копны темно-рыжих волос, потрясающей derrière[13] и пышной груди, которую сама считала всего лишь приемлемой. Всего этого набора прелестей оказалось достаточно, чтобы пленить одного виноторговца, который и женился на ней, когда ей был двадцать один год. Халлоран был на шестнадцать лет старше своей избранницы и умер от сердечного приступа, когда пытался удовлетворить ненасытные сексуальные аппетиты жены.

Бедняга, а ведь он ей даже немного нравился, хотя ему и не хватало умения и сил, чтобы превратить ее в счастливую женщину. Однако он хорошо с ней обращался, и Бердетта всего дважды наставляла ему рога; первый раз адюльтер длился четыре дня, второй – одну ночь. После смерти муж оставил ей приличное состояние, – по крайней мере, она так думала, пока не началась эта проклятая война.

Сегодня, когда весь город праздновал победу южан возле местечка Бэллс-Блафф на берегу Потомака, миссис Халлоран была чрезвычайно расстроена после похода по магазинам. Цены продолжали расти. Фунт бекона обошелся ей в пятьдесят центов, а за фунт кофе пришлось выложить просто сумасшедшие деньги – полтора доллара. А на прошлой неделе вольноотпущенный негр, который привозил ей из-за города дрова для плиты и камина, заявил, что в следующий раз хочет получить восемь долларов, а не пять. С такой инфляцией она недолго сможет жить так, как привыкла.

Будучи рожденной в семье Сомс, которая жила в Виргинии уже четыре поколения, миссис Халлоран тяжело переживала те изменения, которые происходили в ее родном городе, штате, а также во всей стране. Боба Ли, лучшего из лучших, дразнили Бабулей из-за его военных неудач; она даже слышала, что его скоро сошлют в какой-то захолустный военный округ на хлопковом Юге.