Капитан Батчер тут же начал громко выкрикивать команды. Портовые рабочие, с веселым изумлением наблюдавшие за всей сценой, отдали швартовы. Гости на палубе потрясенно молчали.
Между корпусом корабля и причалом показалась темная полоска воды. Магуайр наконец поднялся на ноги, за ним Доркинг, снова замахавший пистолетом.
– Вот это да! – воскликнул кто-то из гостей за спиной Купера.
Далее последовали и другие, менее приличные выражения.
Доркинг вскинул пистолет, сверкнувший серебром на солнце. Магуайр схватил его за руку. Доркинг с ненавистью посмотрел на Купера, когда тот закричал, крепко сжимая поручни:
– За хвастовство надо платить, мистер Доркинг! Никогда не обещайте того, чего не можете сделать. Надеюсь, вы не обещали мистеру Дадли, что остановите нас?
– Не кричите так, – сказал сзади Буллок.
Купер, раскрасневшись, обернулся, готовый принести извинения. Но неожиданно увидел на лице Буллока улыбку и услышал, как тот прошептал: «Отличная работа!» – и тут же снова повернулся к гостям, обступившим его и наперебой задававшим вопросы.
Фигуры Магуайра и Доркинга отступали вдаль. Купер, уже немного успокоившись, стоял у поручней, сам удивляясь быстроте своей реакции. Он был очень доволен собой.
Река сверкала, как золото; воздух был соленым и не слишком жарким; стоял прекрасный день. Буллок пообещал гостям ответить на все их вопросы, но сначала предложил им угоститься французским шампанским и деликатесами, которые он заказал для того, чтобы поддержать иллюзию невинной водной прогулки. Когда покой был в целом восстановлен, он попросил внимания и вышел на солнечный свет из-под тента.
– Мы уверены, – обратился он к пассажирам, – что всем вам понравится прогулка на судне, которое в Ливерпуле и Беркенхеде известно как «Энрика», или «Номер 209». Но вскоре этот корабль получит свое настоящее имя. А сегодня нам хочется, чтобы вам было приятно и спокойно. Угощайтесь, пейте сколько захотите и не позволяйте тому досадному инциденту на причале испортить вам настроение. Однако я должен честно признаться вам, что в обратный путь вы отправитесь на буксире, который ждет нас на побережье Англси.
– Как это?
– Черт побери, Буллок, что вы задумали?
– Да это просто надувательство какое-то…
– Увы, это печальная необходимость, джентльмены, – сказал Буллок, заглушая все протесты своим мощным голосом уроженца Джорджии. – В воскресенье нас предупредили, что, если этот корабль останется в водах Мерси еще сорок восемь часов, его конфискуют. А это потеря для нашего дела. Вам незачем тревожиться из-за проблем с властями, если вы просто скажете правду. Вас пригласили в круиз, который вы сейчас и совершаете. Единственный нюанс в том, что обратно в Ливерпуль вас доставит уже другое судно. И можете меня за это проклинать.
– Значит, слухи верны? Корабль построен незаконно.
– Его построили в строгом соответствии с британскими законами, сэр.
– Это не ответ, – сказал кто-то еще. – Куда вы направляетесь?
– Вверх по Северному проливу, а затем в порт, название которого я не вправе оглашать. В конечном счете мы войдем в американские воды уже с другой командой.
Купер почувствовал странную дрожь в позвоночнике – такую же неожиданную, как и его неуклюжая храбрость в порту. Какая невероятная, почти незаметная перемена произошла в нем с тех пор, как он обсуждал безумие сецессии со всеми, кто хотел слушать. Купер гордился этим кораблем и тем, что лично причастен к его выходу в море. Он гордился тем, что корабль будет называться «Алабама», о чем Буллок уже сообщил ему по секрету. Гордился тем, что стоял на новенькой палубе, когда баркентина шла вниз по сверкающим водам Мерси к цели, о которой Буллок тихо сказал потрясенным гостям:
– Мы идем воевать.
Когда корабль Конфедерации направлялся к острову Англси, Джордж был на пути в Массачусетс, но сначала на полтора дня заехал в Лихай-Стейшн, где встретился с Юпом Смитом, который сообщил, что легислатура штата теперь смотрит на открытие банка с бо́льшим воодушевлением.
– Вот так сюрприз! – пробормотал Джордж.
Следующие семь часов он провел с Уотерспуном, проверяя отчеты, обходя производственные площади и изучая образцы нынешней продукции завода. Перед уходом он повидал венгерскую пару и их подопечных – теперь их было пятнадцать. Бретт писала, что иногда помогает мистеру и миссис Чорна заботиться о детях, чтобы не тосковать в одиночестве. Только во время визита в этот дом Джордж увидел, как оживилась Бретт.
После безуспешных попыток подремать, проведя всю ночь в поезде, Джордж был совершенно измучен, когда наконец добрался до Брейнтри. Старина Сильванус Тайер позволил ему поспать три часа в мягкой постели, но потом разбудил и подал завтрак, больше похожий на пир. Джордж, обычно очень сдержанный в еде, проглотил шесть жареных яиц, четыре ломтя окорока и шесть печений – и все это в пять часов жаркого летнего дня. А пока он ел, Тайер говорил: