Любовь и война. Великая сага. Книга 2

А вот о ком Джордж никогда не тревожился, так это о Стэнли. Его старший брат прекрасно умел приспосабливаться к любой ситуации. Они с Изабель близко сошлись с самыми важными людьми в Вашингтоне и стали завсегдатаями самых престижных приемов. Джордж не мог понять, как это удалось такому ординарному человеку, как его брат.

– Всему свое время, и время всякой вещи под небом, Джордж, – сказала Констанция. – Так учит нас Библия. Просто Стэнли долго оставался в твоей тени.

– А теперь время мне прятаться в его тени?

– Нет, я вовсе не это имела в виду…

– Но это правда. И это доводит меня до безумия.

– Я и сама немножко завидую, если честно признаться. С другой стороны, я уверена, что главный творец их успеха – Изабель, вот только я бы скорее повесилась, чем согласилась поменяться с ней местами.

Джордж пыхнул сигарой.

– Знаешь, я никак не могу забыть, как ударил Стэнли после той катастрофы на железной дороге. Может быть, это правосудие. Может быть, это мое наказание.

– А ты заметила, как любезен был министр? – воскликнул Стэнли, когда субботним июльским вечером карета везла их домой после спектакля по пьесе Шекспира в новом театре Леонарда Гровера на Ай-стрит, который раньше назывался Национальным. – Заметила?

– Почему бы Стэнтону не быть любезным? Ты один из его лучших служащих. Он знает, что может доверять тебе.

Стэнли самодовольно приосанился. Было ли это правдой? А почему, собственно, нет? Он был на хорошем счету у высокомерного, но безусловно патриотично настроенного министра и в то же время поддерживал дружеские отношения с Уэйдом, которому время от времени передавал разные сведения о внутренних делах военного министерства. Фабрика Лэшбрука процветала сверх всяких ожиданий, и Стэнли уже предвкушал поездку в Новый Орлеан, чтобы заключить дополнительные торговые соглашения, обещающие солидную прибыль. Его ждали великие дела, и он чувствовал, что готов совершить их. Просто поразительно, как жестокая война может в корне изменить жизнь человека.

В его нынешней роли яростного республиканца Стэнли смущало лишь несколько моментов. И в тот вечер, когда они с Изабель уже ложились спать, он упомянул об одном из них.

– На этой неделе должны подписать закон о конфискации. Рабы на захваченных территориях будут объявлены свободными, а кроме того, президенту будет разрешено вербовать в армию цветных. И это только начало. Так сказал мне Стэнтон во время второго перерыва, когда ты выходила в уборную.

– Не произноси при мне этого слова. Рассказывай, что узнал от Стэнтона.

– Президент готовит особый указ. – Стэнли сделал паузу для большего эффекта. – Он хочет освободить всех рабов!

– Боже мой! Ты уверен?

– Ну, по крайней мере тех, кто находится в Конфедерации. Не думаю, что он решится затронуть рабовладельцев в Кентукки или других пограничных штатах.

– Надо же… Не ожидала, что он такой идеалист. Что ж, это не акт гуманизма, а карательная мера. – После паузы она неохотно продолжила: – Линкольн, конечно, омерзительный тип, но надо отдать ему должное: политик он проницательный.

– Да как ты можешь такое говорить, Изабель?! Ты хочешь, чтобы на Север хлынули толпы свободных черномазых? Подумай о том, какие начнутся беспорядки! Сколько достойных белых людей потеряет работу! Даже сама эта идея возмутительна!

– Тебе лучше держать свое мнение при себе, мой милый, если хочешь сохранить дружбу Стэнтона и Уэйда.

– Но…

– Довольно, Стэнли! Когда обедаешь в гостях у дьявола, меню не выбираешь. Играй свою роль. Ты – преданный республиканец.

Он так и делал, хотя его тошнило от всех этих разговоров о равенстве, внезапно начавшихся в кабинетах и коридорах, гостиных и барах, в официальном и неофициальном Вашингтоне. Радикальное предложение Линкольна оскорбило многих белых, услышавших о нем, и было очевидно, что оно вызовет взрыв недовольства в обществе, когда будет воплощено в жизнь. Однако Стэнли, помня слова жены, не распространялся о своих взглядах.

За одним исключением. Когда он пригласил брата поужинать в «Уиллард», он не смог отказать себе в удовольствии, чтобы вволю не позлорадствовать:

– На твоем месте, Джордж, я бы не стал тратить столько усилий на Академию. Если Бен Уэйд и еще кое-кто будут стоять на своем, уже в следующем году от Вест-Пойнта останутся лишь опустевшие здания и воспоминания.

– О чем ты говоришь?

– На Академию больше не будут выделяться ассигнования. Она дает образование предателям, а кого она дала нам? Один генерал, как стало известно, постоянно напивался как сапожник в Шайло, другой – просто самовлюбленный павлин, настолько бездарный, что не способен даже победить армию вдвое меньше своей собственной. Я мог бы упомянуть и многих других… рангом пониже…

Стэнли вдруг стушевался и умолк на полуслове. Джордж резко положил вилку рядом с куском оленины и с яростью уставился на брата:

– Ты сказал, у нас будет светская встреча. Никакой политики. Как я мог быть так глуп, что поверил тебе! – И он ушел, предоставив Стэнли оплачивать счет.