Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– Да, милый, мы уже говорили об этом. Несколько раз. Бос довезет меня до одного из мостов через Потомак… все будет в порядке. – Она коснулась щеки мужа. – Обязательно найди способ как-то сообщать мне о себе. Я буду волноваться. Хотя, слава Богу, ты больше не твердишь о той безумной идее отправиться в действующую армию.

– Потому что незачем. Мне туда уже не успеть. – Это был намеренный обман – он просто хотел, чтобы она не боялась, и надеялся, что Мадлен не распознает его лжи. – Как только смогу, сразу же отправлю тебе письмо с посыльным, – быстро добавил он.

Она порывисто шагнула ближе к нему; темные локоны выбились из-под маленькой, почему-то очень трогательной шляпки с черным пером, которое гнулось под ветром и, казалось, вот-вот сломается. Глаза Мадлен наполнились слезами.

– Ты хоть понимаешь, как я буду по тебе тосковать? Как я люблю тебя? Я же знаю, почему ты меня отсылаешь.

– Потому что намного разумнее сейчас держаться подальше от…

– Тысячи женщин остаются в Ричмонде, – перебила его Мадлен. – Причина вовсе не в этом… но я еще больше люблю тебя за то, что ты хотел представить все именно так. Ты берег мои чувства. – Вокруг них ветер гонял клубы пыли; небо внезапно озарила вспышка молнии. – Твои начальники поверили обвинениям Эштон. И не трудись отрицать – я все знаю. Служащий военного министерства женат на негритянке – какой позор. Поэтому от меня надо избавиться. Если бы не тоска по тебе, я бы сама не возражала против отъезда. Я никогда не была счастлива в этом кругу фанатиков. – Она пылко поцеловала его. – Я так люблю тебя за то, что ты пытался скрыть правду.

Небо уже покрылось тучами; вдали загрохотал гром. Орри, высокий и бледный, как пророк Иеремия, уставился на жену:

– Откуда ты узнала?

– От мистера Бенджамина, когда случайно встретилась с ним позавчера на Мэйн-стрит.

– Ах он, скользкий, бесчестный…

– Он ни слова не произнес, Орри!

– Тогда как…

– Он просто перешел на другую сторону улицы, чтобы не столкнуться со мной. И тогда я все поняла.

Орри обнял жену, охваченный гневом и печалью:

– Боже, как же я ненавижу эту проклятую войну и то, что она с нами сделала!

– Тогда не позволяй ей сделать еще хуже. Отдать свою жизнь сейчас – значит растратить ее понапрасну.

– Я буду осторожен. И ты будь… обещаешь?

– Конечно. – Спокойная уверенность вернулась на лицо Мадлен, когда они стояли обнявшись на крыльце в сгущавшейся вокруг тьме. – Я точно знаю, что мы пройдем через все это и вместе вернемся в Монт-Роял даже скорее, чем оба думаем.

– Я тоже в это верю. – Орри посмотрел на оставшиеся от дубов пни, по которым уже колотили капли дождя. – Надо ехать.

– А я подожду, когда дождь немного утихнет.

– Да, это правильно…

Он подумал, что зря тратит время, произнося банальности, и снова обнял ее, прижавшись губами к ее губам долгим страстным поцелуем.

– Я люблю тебя, Аннабель Ли.

– Я люблю тебя, Орри. Мы все одолеем.

– Не сомневаюсь, – ответил он, в первый раз улыбнувшись.

Мадлен стояла на крыльце, пока старая коляска не исчезла за поворотом дороги.

На обратном пути Орри начал чихать, а к полудню следующего дня, когда он добрался до города, у него уже сильно кружилась голова. Без Мадлен в их комнатах на Маршалл-стрит было тоскливо, и Орри, переодеваясь в мундир, чтобы вернуться в министерство, поклялся проводить здесь как можно меньше времени. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, он решил с головой погрузиться в работу, пока не будет решен вопрос о переводе. При желании он мог бы даже оставаться ночевать на одной из кушеток в канцелярии.

Наверное, первые ночи так и следовало поступить. Он ужасно скучал по Мадлен, а дома все напоминало о ней. Седдон, пожалуй, не стал бы возражать, если бы Орри остался в здании министерства. В конце концов, разве он не доказал, что является образцовым чинушей, отделавшись от хлопотной негритянки?

Боже, как же противно! Терпеть все это и дальше было выше его сил. У него не осталось ни малейшего желания сражаться или умирать за любые из гнилых принципов мистера Джефферсона Дэвиса. Он едва мог поверить, что еще три года назад у него были подобные порывы. Бегство к Пикетту не имело никакого отношения к патриотизму – это был вопрос выживания. Как и тогда, когда он по зову сердца пошел в Вест-Пойнт, а потом воевал в Мексике, он отзывался на бой барабанов, а не на болтовню барабанщиков. Я уже готов воевать на стороне янки, лишь бы сбежать из этого города, думал он, выходя из дому.

Меньше чем через десять минут после того, как он пришел на работу, какой-то звук заставил его поднять голову от бумаг. Шаркая ногами, Джошуа Пилбим подошел к его столу и прошептал:

– Мне нужно немедленно с вами поговорить. Это срочно.

На лестничной площадке, где было темно и душно после грозы, Пилбим сообщил:

– Прошлым вечером леди и ее супруг выезжали из города почти на четыре часа.

– И куда они ездили?

– На то место, которое вы описывали. Они там совещались о чем-то с грузным человеком, которого я никогда раньше не видел.