Со своими оловянными кружками, одеялами, патронташами и ружьями эти мальчики с плантаций, ферм из маленьких городков прошагали с бесконечными боями через всю страну. Теперь они подошли к последнему рубежу – с огрубевшей кожей на голых ногах, в истрепанных мундирах, с вечными поносами и кишками, поющими, как трубы в гостинице. Они сидели в окопах, не имея уже ничего, кроме мужества и своей славы, которая была больше их всех. И даже если бы их число превышало впятеро, она все равно была бы больше. Их слава стала настолько огромной, что уже было ясно, что она точно переживет и эти громкие речи, и патриотические лозунги, которых теперь никто не помнил, и тех, кто послал их сюда ради какой-то глупой цели, и даже их кости.
Когда землю покрыл первый снег, волки превратились в легенду. Это была армия Северной Виргинии.
Звук донесся справа от разбитой лежневки и затих раньше, чем Орри успел это понять. Он повернул в ту сторону. Два молодых необстрелянных виргинца из временной бригады Монтегю последовали за ним. Они ехали вдвоем на одном жеребце; теперь из-за нехватки лошадей это стало обычным зрелищем на оборонительных линиях Питерсберга.
Дорога шла на запад от Ричмонда. Находясь к северу от берега Джеймса, дивизия переместилась даже еще дальше Питерсберга, на самый край левого фланга обороны. Сейчас она шла от батареи Данцлера, названной так в честь погибшего южнокаролинца, к Свифт-Крику. Было девять утра пятницы, день перед Рождеством.
Лошади нервничали в густом тумане, фыркали и отказывались стоять спокойно. Орри чуть не угодил в провал между сгнившими бревнами, таких дыр было много в наполовину разрушенной дороге. По обе стороны от нее темнели зловещие стволы голых деревьев и дремлющие купы кустов между ними. Белый густой туман поглощал звуки и заполнял собой все.
– Вы слышали? – спросил Орри, положив руку на эфес сабли.
Вместе с двумя ординарцами он возвращался из штаба Первого корпуса, когда этот звук, достаточно громкий, чтобы расслышать его за стуком копыт, заставил их остановиться.
Опасливо вглядываясь в деревья, ординарцы кивнули.
– Как будто кто-то звал на помощь, сэр, – сказал один из них. – Ну, по крайней мере, мне показалось, что я слышал слово «помогите».
– Хотите, чтобы мы проверили, сэр? – спросил второй солдат.
Чутье подсказывало Орри, что этого делать не надо. Они и так сильно задержались в штабе, а туман был хорошим прикрытием для засады. Там мог прятаться и один человек, и целая дюжина. Он попытался восстановить в памяти тот звук и согласился с солдатами: в нем действительно звучала боль.
– Я поеду впереди, – сказал он.
Солдаты развернули свою лошадь и достали револьверы. Орри тоже вынул свой из-за пазухи. Заставив лошадь идти по скрытой туманом тропинке между деревьями, он внимательно смотрел влево, вправо, вперед – и потом снова в том же порядке.
Атмосфера этого утра угнетала его. Как и мысль о том, что придется встречать Рождество без Мадлен. Ну что ж, зато на будущий год в это время они точно будут вместе в Монт-Роял. Шерман в Джорджии подходил к океану. Следующей целью военно-морского флота Союза наверняка станет форт Фишер, а когда он падет, то падет и последний открытый порт. Боб Ли, сгорбленный, седой и, как говорили, нехарактерно для себя раздражительный в последнее время, мог рассчитывать только на шестьдесят пять тысяч голодных, оборванных людей, чтобы защищать рубеж, протянувшийся на тридцать пять миль от Уильямсберг-роуд до Хэтчерс-Рана к юго-западу от Питерсберга. Никто уже не говорил всерьез о победе, а лишь о том, чтобы продержаться и выйти из этой войны без большого позора.
Орри медленно втянул носом воздух, и у него вдруг появилось странное и тревожное чувство, что этот окутанный туманом лес наполнен нежным ароматом олив, всегда напоминавшим ему о родной Южной Каролине.
Внезапное тихое ржание испугало его лошадь. Орри чуть натянул вожжи, взвел курок револьвера, обогнул следующее большое дерево и увидел лежавшего на земле кавалерийского мерина с огромной кровавой раной в боку. Животное подняло голову и бессильно дернуло ногами. Орри внимательно всмотрелся в упряжь и седло – мерин явно был из кавалерии северян.
– Эй, где вы там? – крикнул он в туман.
В тишине было слышно, как с деревьев капает вода. Потом раздался треск кустов и голос одного из ординарцев:
– Здесь…
Орри пустил свою лошадь вперед, бросив им через плечо:
– Этому мерину конец. Кто-нибудь, пристрелите его.
Послышалось невнятное бормотание, потом грянул оглушительный выстрел, эхо которого прокатилось по лесу, заглушив предсмертные судороги животного.
И снова стало тихо.
Проехав мимо еще одного дерева, Орри наконец увидел его. Он сидел, прислонившись к мокрому стволу и вытянув одну ногу в синей брючине с желтым лампасом вперед, вторую подвернув под себя.