Любовь и война. Великая сага. Книга 2

Вдруг словно что-то коснулось ее шеи. Она подняла голову и огляделась, потом посмотрела на небо. С северо-запада надвигалась огромная серая масса. Ветер внезапно сменился, и она снова почувствовала на шее его стылое дыхание.

Она поплотнее закуталась в шаль, теперь уже радуясь, что захватила ее. Все усиливающийся ветер трепал подол ее платья. Она подумала о том, что досадовать на ликующий колокольный звон вовсе не следует, ведь каждая победа северян приближала тот день, когда Орри сможет покинуть Ричмонд, они вернутся в Монт-Роял и снова будут вместе. Так что для нее это был звон надежды.

От ее прежней обиды не осталось и следа, и она даже еще немного постояла под быстро темнеющим небом, чтобы послушать громкую, нестройную, но все же такую прекрасную музыку городских колоколен. Сердце ее постепенно наполнилось покоем, когда она думала о том, что у них с ее возлюбленным будет еще много рождественских дней впереди. Когда она начала спускаться с холма, она уже чувствовала себя совершенно счастливой.

Часть шестая Суд Божий

Мне кажется, сэр, наши люди устали от войны; они чувствуют себя несчастными и не способны бороться. Страна разорена.

Генерал Джо Джонстон – Джефферсону Дэвису, после Аппоматтокса, 1865 год

Глава 119

Мистер Лонзо Пердью, почтовый служащий и уроженец Ричмонда в третьем поколении, чувствовал себя ужасно несчастным. Десятки мелких признаков указывали на то, что предсмертная агония Конфедерации уже началась, а это означало, что и его родной город также обречен. Он был бы рад отправить свою любимую семью в какое-нибудь безопасное место, но где найти такое место, когда янки подошли совсем близко? Да и если бы он даже нашел такое убежище, что бы он оставил своей жене и дочерям? Деньги, которые платило правительство, ничего не стоили. Если какой-нибудь чиновник, находясь в отпуске, оказывался настолько удачлив, что находил пару ношеных ботинок, он должен был заплатить за них полторы тысячи долларов Конфедерации, да еще приплатить пятьсот сверху перекупщику.

Этот январь был самым холодным на памяти Лонзо Пердью. Сливки общества – та часть социального пирога, к которой его никогда не допускали даже по ошибке, – продолжали устраивать приемы, о чем сразу почтительно сообщали газеты. Теперь их называли голодными приемами. Аристократы пили тепловатый желудевый кофе и грызли кусочки речного льда, поданного на десертных тарелках.

В ледяном воздухе, в хороводе со снежными хлопьями, кружило отчаяние. Бандит Шерман бесчинствовал в Каролинах, оставляя за собой пепелища, насилуя и мародерствуя, как и до того в Джорджии. Адмирал Портер подошел к форту Фишер с флотилией Союза, и со дня на день в Ричмонде с ужасом ждали известий о сдаче гарнизона. Может, это уже произошло – новости в последнее время сильно запаздывали.

Мистер Пердью решил, что делалось это намеренно. Новости теперь были только плохими, и этот самовлюбленный слепец Дэвис просто не хотел, чтобы они доходили до людей, позволяя им знать лишь самое необходимое. Мистер Пердью на своей должности, разумеется, слышал разные слухи. Главные из них касались президента, о котором говорили, что он втайне просит мира. Это вполне могло оказаться правдой. «Инкуайрер» ядовито утверждала, что с приходом весны в окопах вокруг Питерсберга не останется ни одного человека из двух.

Предвестья скорого краха были повсюду. Миссис Пердью, ярая поборница всяческой благотворительности, делила свое время между Суповым обществом, чьи кухни раздавали голодающим водянистый суп с запахом картофеля, и женским кружком при церкви Святого Павла, в котором дамы занимались тем, что собирали отовсюду старые ковры, резали их на части, паковали и отправляли на фронт в качестве одеял.

По пути на ежедневную службу мистер Пердью больше не останавливался поболтать со знакомыми, которых видел на улице. Его единственное пальто было пожертвовано – весьма напрасно, как он теперь понимал, – армейскому сборщику, еще осенью. Единственная пара шерстяных перчаток, сплошь дырявых, нисколько не согревала руки.

Впрочем, знакомых в те дни он встречал редко. Вот раненых солдат – этих да, было предостаточно. Как и разгуливающих повсюду ниггеров. Но достойные люди покинули улицы. Сам мистер Пердью больше не решался выходить после наступления темноты, потому что отныне эти часы принадлежали по-прежнему преуспевающим карточным жуликам, уличным хулиганам, промышлявшим разбоем и грабежом, и спекулянтам, которые, пока все остальные голодали, все так же наслаждались шампанским и фуа-гра – проклятые предатели!