Все это прекрасно и весьма гуманно, думал Чарльз. Однако некоторые отрывки президентской речи заставляли предположить, что даже если Линкольн готов простить южан в человеческом смысле, то греха рабства он им никогда не простит. И пока эта позорная система не будет отменена, война не закончится.
Кара Господня. Чарльз снова и снова возвращался к этим двум словам на пожелтевшей газетной странице. Они словно выразили и еще больше подкрепили то, что он чувствовал после пожара. Твердое, хоть и подпорченное чувством вины убеждение, что война заканчивается именно так, как она и должна была закончиться.
И все же чем больше Чарльз думал, прислонившись головой к дубу и закрыв глаза, тем яснее понимал, что все могло сложиться совсем по-другому, если бы удача не отворачивалась от Юга так часто.
Если бы перед Шарпсбергом не нашли те злосчастные три сигары, завернутые в копию приказа генерала Ли.
Если бы Джексон не был ранен каким-то северокаролинским стрелком.
Если бы Стюарт не увлекся своим разведывательным рейдом во время Геттисбергской кампании и вовремя помог Ли.
Если бы интендантским ведомством управлял знающий человек, а не головотяп.
Если бы Дэвис больше заботился о простых людях и стране и меньше думал о том, как защитить свои философские принципы.
Если, если, если – что толку бесконечно повторять это? Они бы все равно проиграли. Они уже проиграли.
Однако в Виргинии война продолжалась. И он нашел лошадь. Эта война опустошила его изнутри, измучила, сломала и выбросила, как ненужную вещь, но он все равно должен был вернуться. Вест-Пойнт научил его, что долг – превыше всего.
Чарльз смял газету и отшвырнул ее. Когда он снова посмотрел на дождь, ему показалось, что он видит Гус и она улыбается ему.
Он прикрыл глаза ладонью, задержал на полминуты прекрасный образ, убрал руку…
Гус исчезла.
С трудом встав на ноги, он вдруг ощутил невыносимую тяжесть тела, словно весил все семьсот фунтов, и, все еще прихрамывая, пошел искать своего мула, взяв с земли старый незаряженный кольт, обломок сабли, который в крайнем случае мог послужить кинжалом, и цыганский плащ из лоскутов тряпья. Еще до темноты он попрощался со всеми и поехал на север.
Глава 131
Вечером Вербного воскресенья Бретт и Билли гуляли по лавровой роще на холме за Бельведером. Завод отдыхал, как всегда в праздники, хотя часть печей все же работала и над несколькими трубами поднимался дым. В теплом душистом воздухе пахло весной. Ровные ряды улиц, спокойная лента реки и закат над горами наполняли раскинувшийся внизу пейзаж нежными оттенками серого и розовато-лилового с маленькими бледно-оранжевыми вкраплениями.
Утром они ходили в церковь, потом был большой праздничный обед, куда пригласили и мистера Уотерспуна, и с тех пор Бретт мысленно повторяла две вещи, которые хотела сказать мужу. Первая напрямую относилась к скорому окончанию войны, вторая – с меньшей очевидностью.
Бретт уже знала, как изложить Билли и то и другое, и даже подобрала нужные слова, но ей хотелось сделать это в подходящей обстановке. Поэтому она и предложила прогуляться, а теперь почему-то разволновалась и не могла заставить себя заговорить.
Билли, похоже, был доволен прогулкой в тишине, он наслаждался весенними сумерками и ощущением руки Бретт в своей ладони. Они дошли до метеоритного кратера, который обнаружили перед тем, как весной шестьдесят первого Билли вернулся в армию, в тот вечер, за коим последовало так много перемен в жизни самой Бретт и жизни всей страны, что порой они больше напоминали череду театральных сцен, наблюдаемых с балкона, чем подлинные события с ее собственным участием.
Она увидела, что в кратере наконец-то выросла трава, закрыв примерно две трети его склонов. Но на дне отравленная земля по-прежнему оставалась голой.
Может, стоит начать со второй темы, подумала она, когда они подошли к следующему холму. Нет, лучше все-таки прежде разобраться с первой.
– Как по-твоему, скоро Мадлен сможет поехать в Южную Каролину?
– Говорят, из армии Ли там уже почти никого не осталось, – немного подумав, ответил Билли. – Джо Джонстон тоже уходит. Едва ли они простоят там больше нескольких недель. Мне кажется, в мае, а то и раньше она вполне может вернуться.
Она взяла его другую руку и повернулась к нему лицом в угасавшем свете сумерек:
– Мне бы хотелось поехать с ней.
– Я так и предполагал, – улыбнулся он.