Любовь Яровая

Уходят; вдали промелькнул Яровой. Проходит патруль. Навстречу Чир.

Чир. И повеле ввергнути мрежу, и изловиша рыбы великое множество.

Патруль. Ты что, дед, мелешь?

Чир. Закиньте, товарищи, мрежу в этом квартале: большую рыбину поймаете.

Патруль. А тебе что? (Уходит.)

Входит Швандя. Навстречу ему пробегают нагруженные чемоданами спекулянт со своей дамой.

Швандя(им вслед поёт). «Как родная меня мать провожала, тут уся моя родня набежала…».

Входит Махора.

(Наткнувшись на неё.) А, Махорочка! Что это вы будто в масштабе усохлись?

Махора. По вас сохли.

Швандя. Всё с белогвардейцами кунтакт держали?

Махора. Да чтобы я белую гвардию да до себя подпустила?

Швандя. А кто вас позавчерась вон на этом месте за это самое местечко вежливо щипнул?

Махора. Ой, да неужели вы?

Швандя. Собственноручно.

Махора. Я ж сразу догадалась.

Швандя. Значит, вы упольне сознательная. (Всмотревшись в Чира, подходит к нему.) А, Чир, моё почтение… Ай не признал?

Чир. Да воскреснет бог… Раб удавленный Феодор… Я же по тебе сорокоуст справил, да примет тя господь в селения…

Швандя. А он не принял. «Как смел, говорит, на глаза мне являться?» — «Чир, мол, господи, прислал». — «Ах он, говорит, невежа… пошли ко мне его. Я ему в два счёта разобъясню». — «Есть, товарищ». Так вот я обратно за тобой. Марш!

Чир. За душой, Федя, ангелы присылаются.

Швандя. Я богу то же говорил. «Нет, говорит, матрос вернее». Бери его, ребята.

Чир. Врёт он, товарищи. Никакого бога нетути.

Швандя. Зачем же ты меня посылал к нему?

Чир. Для приятности. Отпустите, товарищи. Нет бога, вот чтоб мне на этом месте…

Швандя. А ты от писания что-нибудь.

Все уходят. Входит Пикалов, за ним Горностаев без шапки.

Горностаев. Кто-то страстно бога отрицает. Значит, ближнего признал. Ну, друг, куда же теперь идти?

Пикалов. А чёрт её душу знает.

Горностаев. Если некуда идти, давай сядем. Может быть, ума прибавится.

Пикалов. Куда ж прибавится, ежели ты шапку потерял?

Горностаев. Не кажется ли тебе, что мы ищем истину, уклоняясь от неё? Ибо, когда ищут истину на распутье, то она непременно у груди.

Пикалов. Навязался ты на мою душу. Как же мне от тебя ослобониться?

Горностаев. Не знаю. Дал бы тебе взятку — у меня ничего нет.

Пикалов. Я сроду взяток не брал.

Горностаев. А тебе давали?

Пикалов. Нет.

Горностаев. Мне тоже.

Пикалов. Да ты какого классу?

Горностаев. Я профессор.

Пикалов. Из цирка, что ли?

Горностаев. Почему из цирка?

Пикалов. Давеча про крыс и слонов складно объяснял.

Горностаев(внимательно рассматривая его). Слушай… ты… гражданин… новой жизни.

Пикалов. Ну? Я.

Горностаев. А не вывести ли тебе в расход меня?

Пикалов. Ну и балда… А бумага? Расписаться кто должен?

Горностаев. Я тебе посмертную расписку дам.

Пикалов. Не… этому я несвычный.

Горностаев. А ты чему же свычный?

Пикалов. Чему? Опять жена одна на осминнике поворачивается. Мерин-то, должно, подох… Прошлой весной три пуда занял у свата! А нонче не то что… Да ты мне, пожалуйста, зубы не заговаривай.

Проходит Швандя.

Швандя. А, товарищ Маркс! И ты, друг. В чём дело?

Пикалов. Да тут буза…

Швандя. Да ты что, опять в пленных ходишь?

Пикалов. Кабы в пленных… А то хуже. Самому водить приходится да ещё с пакетом… едят его мухи… Хоть ложись…

Швандя. Кому пакет?

Горностаев. По-видимому, мне. Да вот некому распечатать.

Швандя. Так это раз плюнуть. (Распечатав пакет, повертел бумагу и, после не совсем удачной попытки прочесть, отдаёт Горностаеву.) Читай, папаша, я охрип.

Горностаев(читает). «Охранная грамота. Предъявитель сего профессор Горностаев находится под особым покровительством советской власти… не может быть арестован… оказывать всяческое содействие…».

Швандя. Да это же при мне ещё написано было, да отправить не успели.

Пикалов. Вот отчего возжаться с им приходится!

Горностаев. Видишь, друг, всё в итоге сводится к разумной причине.

Пикалов. Теперь куда же его? К стенке, что ль?

Швандя. Сам ты стенка несознательная!

Пикалов. Так не успел вписаться…

Швандя. У товарища Маркса голова, можно сказать, в мировом масштабе, а ты к стенке! Идём, папаша Маркс, я тобе сейчас всё разъясню. Это у нас раз плюнуть.

Уходят. Идёт Любовь, кончая перевязывать себе раненую руку.