Тогда я пошла на кухню и взяла там на подоконнике письмо. Отдала ему и говорю – правда, оно уже без конверта. Но все печати стоят. Сам посмотри, если не веришь.
Он прочитал письмо, и лицо у него стало другое. Как в детстве, когда он падал с велосипеда и над ним смеялись пацаны.
Мне даже стало жалко его.
Он говорит – и когда собираешься ехать?
Я говорю – не знаю еще. Надо последние вещи продать. Ну и еще кое-какие дела тут уладить.
Он говорит – понятно.
И наконец снимает свою шапку. А волосы у него под ней слиплись уже. И на висках побежал пот.
Я говорю – спасибо тебе за предложение. Может, когда-нибудь увидимся еще.
Тогда он стал собирать свои вещи. А Толик с Сережкой ползают вокруг него и сильно ему мешают. Потому что они подумали, что он с ними начал играть.
Наконец он собрал все, выпрямился и достал из дубленки маленький телефон.
Говорит – возьми. Если нажмешь вот на эту кнопку, то сразу соединит с Москвой. Я отдельно живу от отца, поэтому можешь звонить мне в любое время. За звонки плачу я.
Я говорю – а зачем?
Он смотрит на меня и говорит – ну, не знаю. Мало ли?
Потом посмотрел на Сережку, на Толика. Перешагнул через них и вышел. А я закрыла за ним дверь.
Постояла немного и чуть-чуть успокоилась. Но тут они стали капризничать. Потому что Вовка у них все игрушки забрал, а им нравилось копаться у него в сумке.
Я присела к ним и отдала Толику телефон. А Сережке дала письмо. Чтобы они замолчали.
И они притихли. Потому что детям нравится все ломать. А Сережке нравится рвать бумагу.
Я смотрела, как Толик стукает телефоном об пол, и ни о чем не думала. Мне просто нравилось на него смотреть. И еще мне нравилось смотреть на Сережку. Как он толкает себе бумагу в рот, выплевывает ее и смеется.
А потом он пополз к кровати, уцепился за спинку и встал. Постоял немного, разжал ручки, покачнулся и вдруг сделал один шаг ко мне. Я замерла, чтобы не напугать его, и протянула к нему руки. И тогда он шагнул еще. А я не могла даже с места сдвинуться и только смотрела на него. Он опять покачнулся и сделал еще один шаг.
И тогда я сказала – иди ко мне. Иди к маме.
Олег Рой
Сизари
В город наконец-то пришла весна – теплая, солнечная, быстро преобразившая все вокруг. На деревьях проклюнулись почки, газоны зазеленели, и тихие прежде дни наполнились самыми разными звуками – шелестом листвы на ветру, пением птиц, детскими голосами. Теперь, когда стало теплее, ребята гуляли на улице едва ли не целыми днями: мальчишки гоняли мяч и кидали ножички, девчонки играли в классики и прыгали в резиночку. Сидеть дома не хотелось никому.
Костя закрыл книгу и выглянул в окно. Совсем недавно прошел дождь, и дорожки во дворе были мокрыми, а в лужах купались голуби. Вот бы выйти сейчас на улицу, вдохнуть полной грудью чистый свежий воздух, пройтись по влажной траве… если бы только это было возможно.
Семнадцатилетний Костя, в общем-то, ничем не отличался бы от своих сверстников, если бы не одно «но» – тяжелая болезнь, из-за которой он не мог ходить и передвигался только на инвалидной коляске. К сожалению, прогнозы врачей никак нельзя было назвать оптимистичными: доктора предупреждали родителей Кости, что с его диагнозом он вряд ли доживет до двадцати лет. Другой подросток, оказавшись в подобном положении, наверное, обозлился бы на весь мир, но Костя был не таков. В любой ситуации он умел видеть светлую сторону и, даже оказавшись скованным болезнью по рукам и ногам, наслаждался жизнью – насколько это было возможно. Все, кто знал Солнечного мальчика, – так прозвали Костю за его оптимизм и доброжелательность, – очень его любили и искренне восхищались им. Не каждый здоровый человек может похвастаться такой жизнестойкостью и светлым отношением к людям и миру.
Конечно, иногда Косте бывало грустно, но он изо всех сил старался никому этого не показывать. Вот и сейчас, когда скрипнула дверь и в комнату вошел его младший брат, Костя отвернулся от окна и улыбнулся.
– Как ты сегодня? – заботливо поинтересовался братишка, бросив на пол школьную сумку.