Любовь инженера Изотова

Вера Алексеевна сидела у себя в комнате и зашивала чулок.

Алексей спросил:

- Мама, ну что же ты?

Вера Алексеевна в ответ крикнула:

- Не могу же я выходить в рваном чулке!

"Наша семейка со странностями", - подумал Алексей.

Правильнее всего было бы сейчас выпить водки. Но водки не нашлось, тетя Надя купила только сладкого вина.

"Та-ак, - сказал себе Алексей, - еще лучше".

Вера Алексеевна вышла с папиросой и стала говорить о том, что не понимает "веяний времени". Это была ее худшая тема.

- Очевидно, мы стали стары, пора на свалку...

- Мама! - взмолилась Лена.

- А какие такие особенные веяния? - спросил Алексей.

- Мещанства много развелось. Мы когда-то плевали на удобства, ели картошку с селедкой, носили баретки и были счастливы.

Тася молчала. Она, конечно, не ожидала такого приема, да и Алексей никак не предполагал, что так получится.

Лена сказала примиряюще:

- Мамочка, времена меняются...

- Я и говорю, что меняются. Только не затыкайте мне глотку.

- Выйди, - шепнула Лена Алексею, - и позови маму в другую комнату. Я с ней поговорю.

- Не надо, - ответил Алексей, - ничего, образуется.

Но ничего не образовалось. Только под конец приехал с дачи Кондратий Ильич, ничего особенного не заметил, сразу стал улыбаться Тасе, рассказал про свою грядку с салатом и как надо ухаживать за помидорами.

- Ничего, - шепнула расстроенная Лена брату, когда он поднялся, чтобы идти провожать Тасю, - в следующий раз будет лучше.

- Если она согласится прийти в следующий раз, - сердито ответил Алексей.

Потом все были расстроены. Больше всех Вера Алексеевна.

- Окаянство! - говорила она. - Это меня ревность обуяла. Вдруг стало жалко сына чужой женщине отдавать.

Алексей возмущался:

- Я знаю, что наша семейка со странностями, но это переходит границы.

- Ужасно! - каялась Вера Алексеевна. - Разве я не понимаю?

На следующий день Алексей опять пригласил Тасю, надеясь, что она согласится. Она согласилась.

Вера Алексеевна всячески старалась сгладить неприятное впечатление от первой встречи, никого и ничего не ругала и называла Тасю деточкой. Тася держалась просто и весело, как всегда, и Алексей видел, что она всем нравится. Недоразумение было забыто, и все дорогие Алексею люди сидели вместе в полном согласии и, наверное, удивлялись самим себе. Алексей курил, улыбался, а когда вставал за чем-нибудь, начинал громко напевать: "В каждой строчке только точки, - догадайся, мол, сама... И кто его знает, чего он моргает..." Было известно, что если он поет "В каждой строчке только точки..." - значит, у него очень хорошее настроение.

Вера Алексеевна, узнав от сына о смелом поступке Таси на заводе, захотела обязательно показать ее своим друзьям.

У Веры Алексеевны были старые друзья, связанные с нею еще по работе в трудовых колониях и в Наркомпросе. Всю жизнь Вера Алексеевна требовала от детей и от мужа особенного уважения к ним.

Дети и муж любили старых маминых друзей, но старались держаться от них подальше. Тем более что они были порядочные крикуны - старенький дядя Ефим, который никому не был дядей, и тетя Клава, которая тоже никому не была тетей, и Маруся и Горик, которых все так и называли Марусей и Гориком, хотя они были седовласые тучные люди.

Тетя Надя дала им всем меткое прозвище "скандалисты". Они на самом деле были скандалистами и, собираясь все вместе, страшно ругались и шумели. Если в одной комнате сидели "скандалисты", а в другой - первокурсники медицинского института или нефтяники средних лет, то молодым не перекричать было старых. "Скандалисты" кричали по любому поводу и всех критиковали. В свое время "скандалисты" стыдили детей за плохие отметки, за плохую общественную работу. Они отличались большой требовательностью к людям и снисходительностью к самим себе.

"Скандалисты" вмешивались во все дела, вплоть до интимных. Если Вера Алексеевна не могла справиться с дочерью или сыном, она призывала "скандалистов". Те обожали налаживать порядок в семейной жизни Изотовых и вообще друг у друга.