Любовь к чудовищу

И ещё это кажется разумным вариантом.

— Они выйдут в любую минуту, — поспешно говорит Эрин, практически в мольбе. Потому что, боже, она так надеется на это.

Бел даже не обращает на это внимания. Её глаза сужаются.

— С такими мужчинами важно знать, чему они верны.

Что же, становится всё более жутко.

— Ладно, — произносит она. — Хороший совет. Теперь я действительно думаю подняться наверх и подремать.

— Ты знаешь, чему верен Блейк, Эрин?

Она знает, что её ловят на живца. Но она не может ничего поделать и отвечает:

— Блейк не станет мне изменять.

— Может быть, нет. Ты молодая и симпатичная, а он... ну, он не совсем тот мужчина, которым был. Некоторые травмы невозможно исправить.

Простите? Теперь всё серьёзно. Она может не знать, каким мужчиной Блейк был, но знает, какой он сейчас.

— Я не знаю, о чём вы говорите, но Блейк удивительный мужчина. Он благородный и выдающийся и...

— И на десять лет старше тебя. Ты никого не обманешь, милая. Определённо не его.

Эрин ахает. Она не хочет, чтобы эта женщина путала её мысли, но это её страх. Не то, что она использовала Блейка, а то, что он будет так думать. Не то, что она не любит его по-настоящему, а то, что он не любит её. Нет, она не позволит Бел путать её.

— Очевидно, вы злитесь и озлоблены на что-то, но вы не знаете меня. И, думаю, вы не знаете его.

— Я знаю достаточно. Я знаю, что он отверг всё, за что мы когда-либо боролись, включая жизнь в политике, включая наших друзей, включая такую женщину, которая была бы для него хорошей женой.

— Я буду хорошей женой.

— А я знаю, что ты мусор. И это всё, кем ты когда-либо будешь.

***

Блейк хочет быть где угодно, но не в этом кабинете, где ему так много раз читали лекции из-за одного или другого дурацкого антиквариата. У него был небольшой послужной список в средней школе, в которую он ходил, — ирония, учитывая, что теперь он профессор.

Его отец не садится за свой стол. Вместо этого он садится в одно из кожаных кресел с высокой спинкой у камина, и Блейк присоединяется к нему. На равных? Блейк сомневается, что это когда-нибудь будет правдой. И, может быть, так происходит между отцами и сыновьями — один всегда лидер, даже если сын прекратил гоняться много лет назад.

— Должно быть, всё серьёзно, — лениво отмечает его отец. — Если тебе потребовалось так много времени, чтобы прийти с этим.

Блейк усмехается, без юмора.

— Серьёзно, да. У меня есть к тебе вопрос, но я боюсь, что ответ мне не понравится.

Его отец молчит, глядя на каминную решётку, где не горит огонь. Проходят долгие минуты.

— Я знаю, ты думал, что я ненавижу то, что ты завербовался. И ты прав. Так и было.

— Рад, что мы это прояснили, — сухо произносит Блейк.

— Я боялся. Боялся, что ты никогда не вернёшься домой. И я был прав, в каком-то смысле. Ты так и не вернулся к нам.

Его горло пересыхает.

— Ты хотел видеть не меня. То был какой-то другой ребёнок. Такой же, как ты.

— Не такой же, как я. У меня никогда не было твоего мужества.

В его словах звучит окончательность, от которой у Блейка внутри всё сжимается.

— Я не отрёкся от вас полностью. Сейчас я здесь. И вы будете приглашены на свадьбу.

— Даже если тебе не понравится мой ответ на этот вопрос, который ты задашь?

Приходит очередь Блейка молчать, потому что он не может ничего обещать. Его верность принадлежит Эрин, и кроме этого это правильно. Любая благодарность, которую он испытывает к своим родителям, похожа на этот дом — старая и скрипящая под весом настоящего.

— Папа, что случилось с Софией Рейдер?

Тишина. Неподвижность. Отец услышал его и понял, каждый нюанс вопроса.

Блейк даёт ему время ответить, потому что лучше подождёт правды. И он знает, что услышит любую ложь отца в этом комнате, где их только двое.

Его отец говорит медленно:

— Откуда ты её знаешь?

— Она здесь работала, так ведь? Я мог так о ней узнать.

Он медленно качает головой.

— Ты тогда был в университете и приезжал домой как можно реже. Ты никогда с ней не встречался.

Подозрение становится темнее.

— Почему ты это помнишь? Что-то такое конкретное, как встреча твоей горничной и сына?

— Потому что она была не просто моей горничной.

Блейк закрывает глаза.

— Боже.

— Это было неправильно. Я не защищаюсь. Я просто отвечаю на твой вопрос.

— Ты когда-нибудь делал ей больно? — требовательно спрашивает Блейк. — Ты... — он не может даже произнести это слово. — Ты принуждал её?

— Что? — отец поворачивается к нему, на его морщинистом лице появляется редкое выражение шока. — Боже, нет. Я бы никогда никого не принудил, никогда бы не причинил боль никакой женщине. И определённо не ей.

— Господи, — значит, у его отца был роман. Это не должно его удивлять, но всё равно удивляет. По крайней мере, это лучше альтернативного варианта. — Ты знаешь, какая у Эрин фамилия?

Мышцы в челюсти его отца дёргаются. В глазах появляется осознание.

— У Софии была дочь.

— Верно. И Эрин знает, что её мать здесь работала. Она помнит, как та пришла домой в слезах в последний день работы здесь.

Кожа мужчины бледнеет.

— Я... заботился о Софии. Без меры.