Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката

Я думал, может, киллеры никого не сдают. Может, они — исключение. Нет. Пожизненное — это вам не хухры-мухры.

И вот убийца, ОМОН, майор Полозов и я едем брать заказчика убийства, которого не было.

Кто бы мне сказал сутки тому обратно…

— Майор, съемка будет?

— Служебная.

А я-то рассчитывал на спецэффекты.

Я рассматриваю убийцу. Убийца рассматривает меня.

В его глазах ни страха, ни злости, ни насмешки. Этот ничем с виду не примечательный человек был готов убить другого человека за определенную сумму денег. Просто обстоятельства изменились, говорит его взгляд, и вот теперь я тут. Никакой ненависти, злости, отчаяния, тревоги. Ничего.

— Вы — адвокат? — вдруг спрашивает меня убийца.

— Прекратить разговоры, Саркисян, — резко обрывает его Полозов.

— Да. А вы — убийца?

Киллер смотрит на меня и молчит. Молчат и все присутствующие, молчат так, как будто «Тигр» вместе со всеми своими пассажирами только что перемахнул через какой-то рубеж, за которым кончились слова и остались одни только действия. И мы едем около часа в полной тишине, нарушаемой лишь сухими щелчками и шипением рации.

Вскоре мы останавливаемся.

Бойцы ОМОНа выводят убийцу наружу. Полозов выходит, недолго говорит с ним о чем-то и передает ему какую-то коробочку. Тот молчит и лишь в самом конце кивает. Полозов снимает с убийцы наручники, тот садится за руль, и его машина не спеша отъезжает.

Полозов возвращается в «Тигр», и мы едем в другую сторону. На этот раз едем долго. Я молчу и ничего не спрашиваю.

Мы останавливаемся в каком-то дворе, въезд в него длинный, узкий и кривой, как аппендикс. Все выходят, выхожу и я.

Мы поднимаемся на третий этаж, заходим в квартиру.

В квартире нас ждут еще три человека: двое техников и один боец ОМОНа. Здесь стоят мониторы, какое-то специальное оборудование. Это хорошо.

— Если, конечно, убийца вернется, — невзначай оканчиваю вслух свою мысль.

— На нем браслет, — отвечает хмурый омоновец.

— Что?

— Вот… — Полозов указывает на экран. — На нем браслет, мы видим его. Он нам нужен, без него заказчика не взять. Да и… мы — его единственный шанс выжить.

— Я бы рискнул…

— Не рискнули бы… — Майор садится на единственный диван. — Отдыхайте. Ждать еще долго.

Мы ждем, и я не могу позвонить жене, телефона у меня нет: мне сказали оставить его в кабинете Полозова.

Мы ждем, и мне кажется, что Полозов ошибся, и никто сюда больше не приедет, и убийца Левина там, на свободе, на машине, и нужно как-то предупредить Левина об этом, несмотря на то что он сейчас — самый, наверное, защищенный после президента человек.

Не прав майор, ой не прав. Слишком долго ждем. Уже целых… полчаса?!

Кое-как проходит час. Второй.

Время плотнеет, густеет, и мне совершенно очевидно, что окно с занавеской и цветочком — это такой глупый, нелепый маскарад, в котором нас так легко вычислить, как же они, профессионалы, не видят этого?

Проходит третий час. Мне приносят кофе. Никто не пьет кофе, и я тоже отказываюсь и даю себе слово, что не буду пить кофе, если его никто здесь не пьет.

Проходит еще час. И еще один. И еще.

Я понял. Полозов тянет отменить операцию, потому что он — трус. Очевидно, что он боится нагоняя от вышестоящих полицейских генералов. Тех самых, что, поедая котлеты и макароны в служебной столовой, обсуждают судьбы таких, как Полозов: честных, но не очень дальновидных следователей, которые никак не хотят признать очевидное — операция провалена, киллер ушел!

И красная точка на мониторе — это просто красная точка на мониторе. Смешно, честное слово…

Проходит еще час. Все курят прямо в комнате.

Мне уже все равно. Я выпил свой остывший кофе. Хороший кадр для кино получился бы, символичный.

Было бы так: камера, наезд. Адвокат Горгадзе сидит за столиком ресторана «NN», листает сегодняшнюю газету, цедит свой горячий кофе и между делом размышляет о запрете Государственной Думы РФ курения в общественных заведениях в контексте того, почему в России любой запрет, даже самый разумный, в кратчайшие сроки порастает таким могучим идиотизмом исполнения, что, чтобы почувствовать себя человеком, ты просто вынужден поступать вопреки закону.

На моем столике красуется новенький бронзовый шильдик с красиво вытравленным на черном фоне значком перечеркнутой дымящейся сигареты и надписью на английском «NO SMOKING!», снабженный к тому же вежливым переводом на русский: «ИЗВИНИТЕ, У НАС НЕ КУРЯТ!»

Двое мужчин через столик от меня курят. Курят так, что снующие мимо них официанты красиво и неожиданно материализовываются из дымовой завесы, окружающей столик курильщиков, напоминая то ли фокусников, то ли пожарных.

Адвокат Горгадзе достает сигару. Закуривает.

— Извините, у нас не курят! — говорит официант.

Адвокат Горгадзе ведет своей сигарой, и в воздухе повисает медленно тающий, рассеивающийся ароматный знак вопроса.

— Вы не поняли… — снисходительно улыбается официант. — Это — хозяин ресторана.

И тут у меня такое выражение лица… такое… знаете…