Любовь к каждой собаке

Тая – бывшедомашняя: она слушается, выполняет некоторые команды и все время ждет, что за ней придут. Ее нашли в парке, привязанную к дереву, рядом в пакете были ее вещи – подстилка, корм, капли от клещей. Вот так просто взяли и выставили.

Катя предполагает, что хозяин умер, а наследникам собака оказалась не нужна. Может быть, и так. Страшно представить, что теперь на душе у этой девочки. Раньше с Таей в вольере сидел Атос, но когда он улетел во Францию, она осталась одна. Тая общительная, покладистая, и ей не хватает компании. В приюте свободных мест долго не бывает. Скоро кого-нибудь подселят.

В который раз повторяю себе, что я режиссер фильма, а не герой. Я должна наблюдать за волонтерами, собаками, событиями, а не быть волонтером и создавать эти события. Слишком глубоко погружаясь в тему, я перестаю видеть сюжет с высоты, смотреть на него, как на карту действий. С одной стороны, это здорово – я узнаю суть проблем, разбираюсь в ситуации лучше других, буду монтировать с доскональным знанием темы. Но с другой… Я перестаю быть объективной. Получится кино не о приюте и собаках, а обо мне. Разве так задумывался этот фильм? Я должна была смотреть со стороны, но меня затянуло в воронку событий.

Ношу собакам кашу, ищу им врачей, фотографирую, помогаю девочкам пристраивать подброшенных щенков, размышляю о том, не взять ли мне собаку на передержку… Я часто думаю о Еве.

* * *

Осень давно перестала быть восхитительной. Дожди ледяные, листья осыпались, промокли, больше не шуршат под ногами. Ноябрь! Вот-вот ударит первый мороз.

Как же я ждала эту зиму и как не хотела ее! Это самое тяжелое время в приюте. Но для зимы в фильме выделена целая глава, и нужно было снять эту часть красиво, трогательно и честно. С нетерпением жду морозов, чтобы снять снег, кружащийся над клетками, замерзшую воду в ведрах, греющихся друг о друга собак.

Волонтеры готовились к холодам: объявили в Интернете сбор теплых вещей, одеял, пледов, ковров, чтобы стелить все это собакам в зимники, начали собирать деньги, купили листы пенопласта и принялись оббивать стенки вольеров изнутри. Когда девочки поняли, что сами не справляются, опубликовали пост о нехватке мужских рук. И вот в одну из суббот в приют приехали ребята с инструментами – стали пилить, прибивать, приколачивать, словом, утеплять.

В очередной раз отсматривая материал, я была довольна. Нам удалось снять приближение холодов: девочки расстилают в вольерах солому, перебирают принесенные одеяла, мужчины прибивают утеплитель, собаки, в чьих вольерах идет работа, волнуются, бегают рядом. Теперь волонтеры одеты в теплые штаны и пуховики, у всех красные щеки и носы.

Страшно представить собак в двадцатиградусный мороз в продуваемой конуре из фанеры. Невольно начинаешь примерять эти условия на себя. Бывает, замерзнешь, вот прямо до слез, но всегда знаешь, что еще немного и будешь дома. А собакам негде отогреться. Дома нет, тепла нет, и если замерзнешь, то это уже на всю зиму.

Я выключила компьютер и забралась под одеяло. Прислушалась – какой‐то необычный звук. Будто кто‐то с силой бросает в стекло мелкие камушки. Неужели началось? Подошла к окну: и правда, первый снег. Но не мягкий и пушистый, накрывающий город в ночной тишине и безветрии, а ледяной, тот, что сыпется мелкими колючими крупинками. Ветер порывами швырял эти крупинки в стекло и забрасывал в комнату через форточку.

Первый мороз – самый пугающий. Потом будет гораздо холоднее, но мы уже привыкнем к зиме и не будем возмущаться. А сейчас погода воспринимается как угроза, как трагедия. Что же будет дальше, если уже теперь так холодно? Я закрыла окно и снова подумала о Еве.