И Лева ходил на дело вместе с хозяевами этой квартиры. Маруся понимала, что он занимается криминалом, но ничего не могла поделать. Да, в общем-то, уже и не хотела ничего менять. Она вполне притерпелась к грубоватым объятиям своего нынешнего сожителя и иногда даже получала удовольствие от интима с ним. Женщины-бродяжки, которые ночевали в одной с ними квартире, как-то незаметно, потихоньку приучили ее к водке. Сначала Маруся не понимала, зачем пить эту горечь, от которой мутится в голове, но потом вошла во вкус. Если выпить не чуть-чуть, как она старалась делать поначалу, а прилично – стакан или полтора, то жизнь кажется вполне сносной. А если еще сверху отполировать какой-нибудь бормотухой, небо кажется в тех самых алмазах, которые ей когда-то обещал Лева. И в самом деле, что еще надо, если есть крыша над головой, еда, водка и мужик в постели? Потом в подобие их жалкой постели в отсутствие Левы стали наведываться и другие мужчины. Циничная Манька, в которую уже совсем превратилась бывшая нежная Маруся, принимала всех. Каждый приятный момент этой жизни – ее. Сегодня такой момент есть, а завтра, глядишь, не будет. Надо ловить то, что само идет в руки.
Однажды Лева наконец застал ее с другим. Бил долго и сурово. Манька выкинула плод. Потом долго болела, но как-то оклемалась. После Лева приобщил ее к делу, заявив, что больше не позволит даром жрать его хлеб. Манька не сопротивлялась. Она уже давно отвыкла сопротивляться. Куда жизнь несет, туда и плыла. Дело Левы состояло в квартирных кражах. Манька должна была продавать краденое. Сначала у нее получалось плохо, потом как-то пошло. Эта женщина удивительным образом умудрялась приспосабливаться к любым обстоятельствам.
Когда зарвавшегося Леву убили его же подельники, Маньку выкинули из квартиры. Она нисколько не огорчилась. Она давно отвыкла огорчаться. Жить можно где угодно: в подвале, на чердаке, в заброшенном рыночном павильоне. Собственное тело вполне годится для так называемой платы натурой. После выкидыша она больше не беременела, что ей было только на руку.
В состоянии полного бездумья и приятия судьбы плыла Манька по жизни, а годы шли себе и шли. Со временем она перестала смотреться в витрины магазинов, поскольку очень хорошо представляла, что может там увидеть. Она видела своих собутыльниц и приятельниц по помоечному промыслу, к которому скоро приспособилась, и понимала, что выглядит не лучше. Вот, например, если посмотреть на руки – они стали темными от не сходящего и зимой загара, заскорузлыми, с черными каемками у сизых обломанных ногтей. Ну и нечего на них смотреть! Руками надо работать – вытаскивать из мусорных баков пригодные для жизни предметы и пустые бутылки. Или подносить ко рту стакан. Ну и пусть во рту не хватает зубов – кому это мешает! Уж точно не ей, Маньке! Она ж не собирается уродоваться за корону королевы красоты! Да и вообще – для чего она нужна, эта красота? Чтобы мужики изгалялись? Вот она, Манька, вовсе не хороша, зато может выбирать себе мужика сама. Захотела – пригласила, не захотела – горите вы, козлины, синим пламенем!
Один только раз Манька очнулась от того полузабытья, в котором проходила ее жизнь. Забредя на вокзал, который обычно был в стороне от привычных маршрутов, она вдруг услышала, что одна из электричек через пять минут отправляется в Глебовск, в тот самый город, из которого она родом, откуда уехала вместе с Никитой и Левой, чтобы больше не возвращаться. А что, если взять и все же вернуться и предстать перед родителями в нынешнем своем гнусном виде: вот, посмотрите, старперы, что стало с вашей доченькой, которую вы даже искать не собирались! Любопытно поглядеть на их старые, морщинистые рожи! А что? Пожалуй, это вариант – вернуться, так сказать, на историческую родину! У родителей была приличная квартира в большом деревянном доме. Не выставят же они из нее свою родную дочь, которая наконец нашлась!
Маньке собраться – только подпоясаться, и вот она уселась в электричку и поехала. Ехать пришлось долго, часа четыре с половиной, но ей-то что! У нее времени свободного – море! Она пристроилась на угловое сиденье, привалилась к стеночке, да и заснула. Менты, периодически проходящие по составу, конечно, несколько раз пытались ее растолкать, но она на этот счет ученая. Главное – не реагировать, будто пьяная в мясо и проснуться не в состоянии. Им, этим ментам, себе дороже – тащить из вагона бомжиху: ручонки перемажут, провоняют...
Так и доехала Манька до Глебовска. За долгие годы он здорово изменился. Неожиданно она наткнулась на старый деревянный дом, где раньше жила с родителями. Нынче его со всех сторон окружали многоэтажки. Сквозь узкий просвет между огромными домами Манька вдруг узнала его деревянный бок, и что-то в груди будто лопнуло и обдало все внутренности горячей волной. Она поняла, что вполне готова простить родителей за то, что те за столько лет не попытались разыскать пропавшую дочь. Или пытались, да не смогли. Она ведь и сама не стремилась быть найденной.