Любовь к роковым мужчинам

– Ну че, опускать? – как сквозь сон услышала Майя голос могильщика. Она хотела сказать: «Опускать», но из горла вылетели только странные сиплые звуки, и она просто сделала отмашку рукой. Потом ей пришлось первой бросить на гроб мужа горстки земли. Майя удивилась тому, что ощущает пальцами сыпучесть сухого грунта, слышит легкий стук его комочков о крышку гроба и чувствует удушливый аромат белых лилий, которые держит секретарша Романа. Казалось, у нее должны отмереть все чувства, но она ощущает все так же четко и ясно, как прежде. Это было неправильно, несправедливо по отношению к Роману, который не чувствовал уже ничего. Майе очень хотелось заплакать, но не получалось. Она оглядела людей возле могилы. Не плакал никто, даже у Кирюхи сухие глаза. Неужели Роман Савельев не заслужил ничьих слез? Похоже, заслужил... За Майиной спиной слышались всхлипы и даже жалобное подвывание. Женщина обернулась.

У оградки соседней могилы стояла бомжиха Манька и плакала взахлеб. Майя вздрогнула и тут же вспомнила, как онемели связанные руки. Когда Николай развязал их, она долго не могла пошевелить пальцами, которые казались раздувшимися, как сардельки. Ей, Майе, ненавидеть бы Маньку, но она вдруг пожалела ее. Похоже, все, что говорила эта бомжиха, правда. Не стала бы она так убиваться по человеку, которого просто хотела обвести вокруг пальца. Наверно, Майин муж, Роман Савельев, когда-то действительно был Никитой Каплуном, женатым на этой Маньке. Только все это было в другой жизни, а теперь у них на всех одна вот эта нескладная жизнь.

Майя отошла от могилы, в которую провожающие Романа бросали горсти земли, и подошла к Маньке:

– Чего плачешь-то?

Манька утерла грязным рукавом мокрое лицо и ответила вопросом на вопрос:

– Думаешь, жалею, что деньги за тебя того... тю-тю?

– Нет, почему-то так не думаю, – ответила Майя и неожиданно для себя снова спросила: – Ты любила его?

– Когда-то очень любила... Жить без него не могла, все прощала. Я тогда Марусей звалась... Не поверишь, конечно, но была очень хорошенькой...

Майя посмотрела на отекшее сизое лицо с текущим малиновым носом и щербатым ртом. Да, несмотря на то, что она своими глазами видела в паспорте фотографию чудесной девушки, все же с трудом верилось, что стоящее перед ней почти бесполое существо и Маруся Климова – один и тот же человек.

– Я верю, – сказала она. – Почему-то именно сейчас я поверила тебе окончательно. Это из-за тебя он сменил имя?

– Может быть... Хотя... кто я такая, чтобы из-за меня жить чужой жизнью? Думаю, за Никиткой хватает и других гнусных дел.

– Я никогда не замечала, чтобы Роман... то есть Никита жил как-то неправильно, – задумчиво проговорила Майя.

– Видать, тоже любила, дура, – выдала Манька и повернулась, чтобы идти прочь от могилы.

– Плакала-то чего? – Майя опять задала вопрос, на который так и не получила ответа. – По Никите?

Манька повернула к ней отекшее лицо, ставшее вдруг жестким, и, шумно шмыгнув носом, ответила:

– Да ни за что! Чтоб ему и на том свете не было ни дна ни покрышки! По жизни я своей плакала, которую Никитка загубил. Нет у меня жизни через него, Майка! Нет!

– Да что ж он такое ужасное сделал с тобой?

– Думаю, то же самое, что и с тобой, только ты сильней меня оказалась, – ответила Манька и начала пробираться между могилами на кладбищенскую аллею.

Майе хотелось остановить ее, чтобы расспросить поподробней, но она почувствовала, что кто-то взял ее под локоть. Она повернулась – рядом стоял Заботин.

– Оставь ее, Майя, – сказал он. – Романа уже нет, не стоит ворошить прошлое. Никому от этого легче не станет.

– Он не Роман... – сквозь зубы процедила женщина.

– Я знаю, – ответил Николай.

– Знаешь – и молчал?! – Майя выкрикнула это так громко, что все присутствующие на похоронах повернули к ним головы. Но ей уже было все равно, кто и что о ней подумает. Она крикнула еще раз: – Как ты мог молчать?! – и наконец забилась в рыданиях. И плакала она, как Манька, вовсе не по ушедшему мужу, а по своей жизни. Ей теперь казалось, что Роман, которого она, как выяснилось, и не знала вовсе, загубил и ее жизнь. Точно так же, как Манькину. Не зря ведь бомжиха так сказала. Ой, не зря.

– Майя, сейчас не время и не место выяснять отношения, – тихо сказал Заботин и потянул ее в сторону могилы мужа, над которой уже высился земляной холмик. – Надо положить цветы.

Майя, которая держала в руках белые хризантемы, хотела последовать его совету, но тут к ним подошла Инесса и по-хозяйски взяла Николая под руку. Майя охнула и спросила чужим, окончательно севшим голосом:

– Это как же? Почему вы... Инесса... Коля... Вы кто?

– Ну... Инна... она моя жена... – слегка смутившись, сказал Заботин. – То есть не совсем жена... Я же тебе говорил...