И тоже в демо-моде. Она к тому времени небось
передумает косячить...»
Но Гузка, похоже, тоже был не дурак — о
чем Кеше сообщил раздавшийся в ушах тре-
вожный зуммер.
Инсталляция была платной. Спорить или
ругаться не имело смысла — об этом наверняка
предупреждал какой-нибудь мелкий шрифт в
одном из вороха соглашений, подписываемых
кивком головы. Теперь Кеша был в минусе. Вы-
ходить на работу следовало немедленно.
То есть не скоро, а прямо сейчас.
Вздохнув, Кеша кивнул Каналоармейцу —
голому по пояс мужику в холщовых штанах, ко-
торый уже маячил на дальнем краю площади с
лопатой в руке (обычно он вставал так, чтобы
скрыться за фонтаном — но, когда Кеше пора
было на работу, показывался на глаза, словно
почуявшая кровь акула).
Кеша выбрал для своего фейстопа такую
икону, потому что она показалась ему самым
безобразным изображением в каталоге визуаль-
ных символов труда. Это был персонаж с древ-
него советского плаката — сознательный зэк с
одним из тех генетически ущербных лиц, кото-
рые так любило продвигать пролетарское ис-
кусство. Еще на плакате был девиз — его Кеша
превратил в тату на голом животе зэка, только
вместо «каналоармеец, от жаркой работы раста-
ет твой срок» написал «аналокармеец, от жар-
кой работы растает твой срак». Чем глупее
месть, тем она слаще, а немного гомофобии в
личном файле не повредит. Больше путаницы.
Каналоармеец вопросительно указал на себя
большим пальцем, и Кеша еще раз кивнул. Ну
да, да. Сдаюсь, противный.
Никаких лучей, никакой переходной анима-
ции. Вокруг стало темно и холодно. Кеша повис
в свистящей холодными сквозняками пустоте
перед списком локализованных трудовых карт.
Список был оформлен как ресторанное меню,
нарисованное на черной грифельной доске раз-
ноцветными мелками:
БАССЕЙН «МАЛЬСТРИМ»
ЛЕСТНИЦА ЯКОБИ
СТАДИОН «LOCO_MOTIF»
САФАРИ ЮРАСИК
ИЩДЩЕТФНФ
ПЕРЕДЕЛКИНО
Сегодня выбор был так себе. Последние две
карты Кеша не любил из-за угнетающей душу
шизы, а первых двух боялся всем телом, на реф-
лекторном уровне. «Сафари Юрасик» было до-
вольно предсказуемым приключением, которо-
го тоже хотелось избежать. Оставался стадион.
Ему Кеша и кивнул.
Появилось меню выбора спортивной дисци-
плины. Кеша остановился на беге с ширмами.
Надписи исчезли, и на доске возник последний
вопрос:
ДФЗЫ?
LAPS, понял Кеша, это с прошлого раза сде-
лали локализацию, чтобы нам было удобнее.
Три дфзы на пять дней хватит. Меньше все рав-
но нельзя.
Доска превратилась в черный занавес, с ше-
лестом пропустила его сквозь себя, и Кеша уви-
дел хмурый день, мелкие брызги дождя и уходя-
щую в туман размокшую гаревую дорожку.
Каналоармеец был уже здесь — и выглядел
теперь совершенно иначе. Он сидел на воро-
ной лошади. Его штаны переливались шелко-
выми узорами, а лопата в руке казалась особо
смертоносным копьем. Словом, он походил на
торжествующего монгола — которым, по сути,
и был.
— На старт! — закричал Каналоармеец,
страшно надсаживая голос.
Кеша встал в низкий старт, упер руки в мо-
крую гарь, но не отказал себе в удовольствии
глянуть на растатуированный живот мучителя.
— Внимание!
Я весь внимание, подумал Кеша.
— Марш!
Кеша побежал. Мокрая гарь тысячью кро-
хотных зубов впивалась в босые ноги, но Кеша
даже не морщился, по опыту зная, что это толь-
ко разминка перед сменой.
Стадион был хорош тем, что не грузил пси-
хику: предстоящие упражнения делались видны
и понятны не все сразу, как в «Мальстриме», а
по очереди.
Иногда неведение — лучшая защита. Поло-
вину первого круга Кеша прошел почти на бо-
дряке, не обращая внимания на растущее жже-
ние в ступнях и цоканье копыт за спиной.
А потом впереди появилась первая ширма.
Это была самая натуральная ширма — мо-
крое серое полотно с намалеванным на нем во-
просительным знаком, растянутое между двумя
стойками. Кеша не стал тормозить, и полотно с
хлопком лопнуло, едва коснувшись его груди.
Кеша увидел первое препятствие.
Это была горящая изба, стоящая на дорож-
ке — сквозь ее открытую дверь виднелось рас-
каленное, как у домны, нутро. Надо было про-
бежать прямо насквозь.
Кеша уже понял, откуда взялась изба. Как
всегда, из личного файла.
Совсем недавно он расшэрил с миром свое
омерзение по поводу мемориальных татуировок
в LUCID-музее гендерного шовинизма. Даже
совместил образы древних инициатических
практик с кучей дерьма — причем поступил так
исключительно из своего всегдашнего страха.
А теперь этот спектакль вернулся к нему не-
ожиданным бумерангом. Система просто на-
шла в его информационном выхлопе нечто ему
неприятное — и назначила это рабочим пере-
живанием.
Ибо работа, за которую начисляются шэ-
ринг пойнте, должна была быть именно непри-
ятной. Мучительной. Мало того, омерзитель-
ной и страшной.
Как объясняли философы и пандиты, про-
исходило это не потому, что пукербрины хотели
людям зла, а именно потому, что они хотели до-
бра. А добро, наслаждение и счастье появлялись
только по контрасту с мукой и болью, так уж
был устроен проклятый человеческий мозг.
Этот перелатанный биокомпьютер, доставший-
ся людям по наследству от тараканов, ящеров и
прочих гормональных роботов, невозможно
было переделать. Нельзя было вычистить из
Кешиного биореестра обмылки забытых про-