Любовь к трем цукербринам

один для всех, без всякой выделенной полосы,

где особо одаренные существа проезжают со

спецсигналом. Таких не любят нигде.

«Не лги, не убий, не укради» — это не мисти-

ческая жертва, которой требует от нас Господь в

силу своей непостижимой субъективности, и

даже не классово и социально обусловленный

регулятор фертильности и социального этике-

та, а просто инструкция по плаванию в вечно-

сти. Можно плыть брассом, можно кролем,

можно по-собачьи — учений в мире хватает. Но

если мы действительно плывем, мы перемеща-

емся в другие вселенные, причем сразу. Мы не

чувствуем и не помним этих переходов, потому

что в каждом из новых миров, куда мы прибы-

ваем, мы оказываемся просто его составной ча-

стью — частью, которая была там всегда. Такой

вот парадокс.

Бывает и так — мы делаем что-то дурное, а

потом, словно в ответ на это, вдруг меняется весь

наш мир. Происходит значительное и очень не-

приятное событие, бросающее мрачную тень и

на нашу жизнь тоже. Причем масштабы этого

события, затрагивающего миллионы людей, на-

столько велики, что мы понимаем — оно никак,

ну никак не могло быть вызвано нашим микро-

скопическим грешком. И тем не менее нас не от-

пускает уверенность, что мы правильно поняли

суть дела — и вселенная каким-то образом сво-

дит счеты с нами. Людей, говорящих об этом

вслух, называют солипсистами, или проще —

шизофрениками. Тем не менее интуиция их не

обманывает. Причина трансгрессии мироздания

именно в них — они просто не видят механизма,

перекинувшего их из счастливого мира во все-

ленную, где раньше все было хорошо, а потом

вдруг стало совсем плохо.

Если бы я ощущал в себе задатки проповед-

ника и верил, что людей можно уговорить прыг-

нуть из плохого мира в хороший, я надел бы

маскировочную балаклаву (иначе не будут слу-

шать), залез бы на бронетранспортер и прокри-

чал бы что-то вроде:

— Человек! Не нравится то, что вокруг? Же-

лаешь жить среди нормальных людей? Стань

таким, каким хочешь видеть других. Только не

притворяйся на пять минут, не хитри — а дей-

ствительно стань. Миру не останется ничего,

кроме как последовать за тобой. Это и есть ма-

гия...

Но я, конечно, не полезу ни на какой броне-

транспортер. Потому что и без таких пропове-

дей мы все — искушенные и опытные колдуны.

С помощью мрачнейших ежедневных ритуалов

мы переваливаемся из одной похабной вселен-

ной в другую, ожидая очистительной револю-

ции, которая сорвет все замки, отопрет все две-

ри и расколет все черепа.

Причем путешествуют не только отдельные

умы. Путешествуют целые страны и целые

миры — так, во всяком случае, это выглядит для

наблюдателя. Об одном таком древнем путеше-

ствии я и хочу рассказать (совсем коротко, по-

тому что видел тень этой мистерии буквально

краем глаза).

Но начать опять придется издалека.

ОСТРОВ ОБЕЗЬЯН

Никто не станет спорить с тем, что челове-

ческие умы живут в дырявых мешках из кожи и

мяса. Но наша культура имеет одну странную

особенность, к которой мы настолько привык-

ли, что даже ее не обсуждаем. Лучше всего ее

можно объяснить на примере из кинематографа.

Любой современный блокбастер (из тех, что

служат одновременно каталогом нижнего бе-

лья, школой хороших манер и реестром допу-

стимых политических взглядов) по сути внушает

нам, что бегающие по экрану герои лишены

всех неприятных проблем, которые влечет за

собой животная материальность человеческого

тела. Актеры мгновенно переходят от погонь с

перестрелками к изысканным ужинам при све-

чах, они в любой момент готовы к любовной

оргии или прыжку с парашютом. Они дерутся

как гневные боги, чьи тела становятся от ударов

лишь крепче.

А потом газеты сообщают, что кто-то из них

трагически погиб во время съемок, поскольз-

нувшись в уборной.

Всем известно, что сверхчеловеческий видео-

ряд создается из огромного числа дублей, а в

промежутках между ними сверхлюди сидят на

унитазах, выводят прыщи, лечат экзему и грип-

пуют. Но зритель, посмотрев на экранные чуде-

са, все равно кажется себе бесполезным меш-

ком дерьма — и злые языки даже утверждают,

что в этом одна из главных задач современного

кинематографа.

Но все началось не сегодня и не вчера. Тако-

во одно из главных свойств человеческой куль-

туры. И проявляется оно очень многообразно.

Каждый знает, каково удерживать функцио-

нирование и внешний вид собственного тела в

рамках «приличного» и «подобающего» — из-за

этого возникает добрая половина всех челове-

ческих стрессов. Тело живет своей древней жиз-

нью, его потребности совершенно не синхро-

низированы с социальной надстройкой, оно

потеет, пердит, храпит, кашляет, оправляется и

мочится по заведенному миллиард лет назад

обычаю. У него другая шкала приоритетов и цен-

ностей, чем у нас. Прыщ на носу для него со-

всем не трагедия, и ему ничего не стоит из-за

одной-единственной гнилой виноградины жид-

ко обосраться на торжественном фуршете в

честь датского короля. Причем это легко может

произойти и с самим датским королем.

С тех пор как люди стали людьми, они живут

в культуре, вытесняющей центральное и еже-

дневное содержание человеческого опыта в тем-

ноту клозета. Даже сегодняшний либеральный

и просвещенный век поощряет нас выносить