Любовь как сладкий полусон

– Ну, ладно, слушай, – вторично протяжно вздохнула Марина. – Вчера мы с Виктором ездили в Ильск, в сельхозуправление. Отвозили документы и прочее. А Стеллочка одна пошла в гаражную столовую. Идёт она, задумалась, и вдруг на неё, коршуном, сзади кто-то нападает и сбивает с ног. Да так, что она через обочину в сугроб улетела! И этот кто-то её придавил и по-звериному рычит…С ума сойти!…Она сжалась в комочек, и уж решила, что всё…Потом глаза скосила: а над ней…этот… самохинский волкодав. С ума сойти!…

– И что?! – взревел Кондрашов, рефлекторно хватая студентку за предплечье и сдавливая его пальцами с безумной силой.

В нём молниеносно всплыл облик бедной девочки из Ильска, которую таскала псина Самохиных. От услышанного у него даже дыхание перехватило.

– Ой-ой-ой! – тем временем от боли взвыла уже Шутова. – Пусти, дурак!…Теперь синяки будут! – оттирала она предплечье. – Что-что!…Рычит собачара, а не кусает. Стелла давай его уговаривать, ровно зверя неразумного. Тот и успокоился.

– Ну и…

– А тут и Нинка Самохина подбегает! – по-бабьи хлопнула себя ладонями по бёдрам Шутова. – Или изобразила, что подбежала…Делать-то нечего: видит, что зверюга Стеллу всё одно не пожирает. С ума сойти!…И Нинка, харя подвидная, эдак ухмыляется и извиняется: мол, прости меня, Стелла…Сорвалась кобелина окаянная…

– Ну и…

– Кораблик, естественно, перенервничала вся…Кое-как приплелась в хижину дяди Толи и слегла…Что характерно, у неё лихорадка началась, видения странные. Я как посмотрела на неё, меня как пронзило: наговор! Порча! Ведь нас же Юлька Гордина предупреждала, что Нинка ворожбой…Это самое…Ведь каждый знает, что Нинка с матерью – колдуньи…

– Где она сейчас? – нетерпеливо перебил многословную болтушку Кондрашов.

– Кто? Нинка, что ли?… – застыла та с раскрытым ртом.

– Да при чём тут!… – подосадовал Юрий. – Стелла где? В избушке?

– Ага. Только ты не вздумай ещё и туда нарисоваться! – испуганно уцепилась практикантка за плечо паренька. – Ей снотворное дали, инъекцию вкололи. Спит она. Нельзя её тревожить. А то хуже станет. Понял?!

– Да понял я, понял! – растерянно высвободил юноша плечо от цепкого захвата. – А как тогда быть? Что делать?

– Хым…Что делать…Песни петь! – пренебрежительно хмыкнув, отрезала Марина. – Он меня ещё спрашивает… – поюродствовала Шутова, скривившись и загнусавив под стать Бабе-яге. – Одно ясно, что Нинка на мерзопакостность эдакую отважилась не без твоей подачи, голуба ситцевая.

– Ладно, разберёмся, – мрачно проронил Кондрашов, выходя наружу.

3

Иногда человеком руководит не голова и влечёт не слепой жребий, а ведут ноги – не самый достойный вариант поведения для homo sapiens.6 В данный момент Кондрашова влекли именно ноги вкупе со слепой яростью. И доставила его буйную головушку сия безмозглая парочка прямо к бывшему сельповскому магазину, где нынче заправляли Самохины.

Юрий намеревался учинить строгий спрос с Нины Самохиной

за волкодава. Он смутно представлял форму спроса, но главным было – по-наполеоновски ввязаться в бой, а там будет видно. Что до колдовских проклятий и сил сатанинских, то материалиста Кондрашова данный аспект разбирательства вводил в крайнее смущение. Разумеется, он не верил в глупые предрассудки и выдумки об иррациональных потусторонних силах. Бабьи сплетни про порчу он считал бреднями и «чушью собачьей». В то же время, само предположение о том, что по его вине любимое существо стало объектом посягательства враждебных сил, выводило его из равновесия. И молодой тракторист решил, что с Ниной ему надлежит держать себя твёрдо и наступательно. Без всяких «если бы, да кабы» – так, будто её вина установлена приговором Нюрнбергского трибунала. И не менее.

С заданным настроем он и прибыл в магазин. Там, в продуктовом отделе, мать Нины – тётка Властилина – бойко отпускала товары столпившимся односельчанам. На второй половине торгового заведения, в промтоварном отделе, традиционно было затишье: лишних денег у замараевцев не

водилось, в связи с чем сюда они заглядывали реже.

Нина Самохина сидела за прилавком отдела промышленных товаров и что-то старательно конспектировала в общую тетрадь, аккуратно высунув кончик языка. Купеческая дочка заочно училась по специальности «менеджмент» и потому, едва с покупателями становилось посвободнее, тётка Властилина её «разгружала».

Возле молодой и интересной продавщички отирался второй по рейтингу (после Кропотова) замараевский гуляка Толька Колотов, значившийся в простонародных кругах под партийным псевдонимом «Шнобель». Колотов был одним из потомков легендарного Митьки Носатого. Потому неудивительно, что про Тольку в селе бытовала байка, зародившаяся на заре реставрации дикого российского капитализма.