4 августа 1923 года. Дознание, проведенное в Кортни на острове Ванкувер по случаю пожара, приведшего к смерти Энсона Джеймса Уайльда на острове Кортеса в апреле этого года, обнаружило, что возможность поджога со стороны покойного или неустановленной личности не может быть доказана. Наличие канистры для керосина на месте пожара не было принято как убедительное доказательство. Мистер Уайльд регулярно покупал и использовал керосин, согласно мистеру Перси Кемперу, владельцу магазина «Мэнсонс лэндинг» на острове Кортеса. Семилетний сын покойного не предоставил никаких свидетельств о пожаре. Он был найден поисковой партией несколькими часами позднее бродящим в лесу недалеко от дома. В ответ на вопросы дознания он сообщил, что отец дал ему немного хлеба и яблок и отправил в «Мэнсонс лэндинг», но он заблудился. Однако через несколько недель он отказался от своих показаний, утверждая, что не помнит, как это случилось и как он сбился с пути, ведь по этой дороге он ходил неоднократно. Доктор Энтони Хелуэлл из Виктории[25]
утверждает, что осмотрел мальчика и полагает, что, возможно, он убежал, как только увидел огонь, и имел достаточно времени, чтобы захватить немного еды, о чем он теперь не помнит. В то же время доктор полагает, что рассказ мальчика может со временем измениться, как и подавленные воспоминания о случившемся. Он также заметил, что дальнейшие допросы мальчика бесполезны, ибо тот, скорее всего, не способен отличить факт реальный от воображаемого.Миссис Уайльд отсутствовала в доме во время пожара, поскольку находилась на судне, принадлежащем мистеру Джеймсу Томпсону Горри из Юнион-Бэя и следующем на остров Ванкувер. Смерть мистера Уайльда признается несчастным случаем, она наступила в результате пожара неизвестного происхождения.
Я ничего не рассказала Чессу об этом, хотя обычно рассказывала все интересное или удивительное, что происходило со мной за день. Но сейчас он отмахивался от всего, что было связано с супругами Горри. Для них у него имелось словечко — «уродцы».
Все блеклые деревца в парке расцвели. Ярко-розовыми цветочками, как раскрашенная воздушная кукуруза. И я получила настоящую работу. Позвонили из библиотеки Китсилано и предложили приходить на несколько часов в субботу днем. Я оказалась по ту сторону библиотечной стойки, штампуя даты возврата в формулярах. Некоторых посетителей я знала, будучи тоже читателем. И теперь я им улыбалась от имени библиотеки. Я говорила:
— До встречи через две недели.
Некоторые смеялись и отвечали:
— О нет, гораздо скорее.
Такие же запойные читатели, как и я сама.
Оказалось, эта работа мне вполне по плечу. Никаких касс — когда надо платить штраф, сдача лежала в ящике. И почти все книги на полках были мне знакомы. Когда дело дошло до картотеки, то пригодилось знание алфавита.
Мне предложили больше часов. У одной из штатных работниц случился выкидыш. Ее не было два месяца, а в конце этого срока она опять забеременела, и доктор посоветовал ей не работать. Так что я стала штатным сотрудником и работала до тех пор, пока сама не отходила половину срока собственной первой беременности. Я работала с женщинами, которых знала в лицо уже давно. Мэвис и Ширли, миссис Карлсон и миссис Йост. Они помнили, как я приходила и слонялась по библиотеке — как они мне сказали — часами. Жаль, что они так внимательно следили за мной. Надо было ходить туда пореже.
Какое простое наслаждение — сидеть за стойкой, глядеть из-за нее на людей, помогать, проворно и доброжелательно, всем, кто обращался ко мне. И быть в их глазах личностью, человеком сведущим, имеющим внятные обязанности в этом мире. Не менее приятно было избавиться от необходимости скрываться, блуждать и предаваться мечтам и стать просто девушкой из библиотеки.
Конечно, теперь у меня стало меньше времени для чтения, порой я держала книгу в руке всего секунду, когда выдавала ее, я держала ее как объект, а не как сосуд, который должна опустошить немедленно, — и меня охватывал приступ страха, как во сне, когда вдруг оказываешься в чужом доме или когда опоздала на экзамен и понимаешь, что это лишь намек на некий смутный катаклизм, а то и на ошибку всей жизни.
Но ужасы тут же исчезали.