Ева и Софи тем временем проводили утра в приятных и размеренных домашних хлопотах, после обеда валялись на пляже, за ужином пили вино и смотрели фильмы до поздней ночи. Они пускались в не совсем серьезные размышления о доме. Что можно с ним сделать? Сперва ободрать обои в гостиной — эту имитацию якобы деревянных панелей. Отодрать линолеум с дурацким орнаментом из золотых геральдических лилий, уже побуревший от глины с песком и грязной воды при попытках его отмыть. Софи так размечталась, что отколупнула кусок, гнивший под раковиной, и обнаружила еловые доски, которые наверняка можно отшлифовать. Они обсудили стоимость проката пескоструйки (если бы, разумеется, дом принадлежал им) и какой цвет они бы выбрали для дверей и панелей, штор на окнах, открытых полок на кухне, вместо выцветших фанерных шкафчиков. И что можно сделать с газовым камином?
И кто тут будет жить? Ева. Любители кататься на снегоходах, проводившие здесь зимы, строили собственное новенькое клубное здание, и владелец этого дома был бы счастлив сдать его на год. Или продать задешево, учитывая плачевное состояние. Отличное пристанище на зиму, если Ева получит работу, как она надеялась. А если не получит, то почему бы не пересдать квартиру и не пожить здесь? Появится разница в оплате, плюс пенсия по возрасту, которую она начала получать в октябре, и деньги, которые все еще приходят за рекламу витаминов. Она справится.
— И потом, если мы будем приезжать летом, то поможем с оплатой, — сказала Софи.
Филип их слышал. Он уточнил:
— Каждое лето?
— Но тебе ведь уже нравится озеро? — спросила Софи. — Ведь нравится?
— И комары, кстати, не каждое лето такие кусачие, — добавила Ева. — Обычно они кусачие в начале лета, до того, как ты сюда попадешь. Весной все эти болотистые места заполнены водой, и комары там размножаются, потом болотца высыхают, и они уже не размножаются. Но в этом году начало лета было таким дождливым, что болотца не высохли, поэтому у комаров появился второй шанс, и вот вам — новое поколение.
Она обнаружила, что Филип питает куда большее уважение к информации, чем к ее мнениям и воспоминаниям.
Софи тоже не слишком жаловала воспоминания. При всяком упоминании об их совместном прошлом — даже о тех месяцах после рождения Филипа, которые Ева считала самыми счастливыми, самыми трудными, самыми многообещающими и гармоничными в своей жизни, — лицо Софи становилось серьезным и скрытным, выражая терпеливое и сдержанное осуждение. Самое раннее прошлое, детство Софи, оказалось сущим минным полем — Ева поняла это, когда речь зашла о школе Филипа. Софи сетовала на ее излишнюю строгость, а Иэн считал, что самое оно.
— Какая разница по сравнению с «Черным дроздом», — сказала Ева, и Софи тут же выпалила, чуть ли не злобно:
— О, «Черный дрозд»! Этот балаган. Когда я думаю, что ты за него еще и платила… Ты ведь платила.
«Черный дрозд» (название взяли из «Уже светало»[28]
) — школа альтернативного обучения, куда ходила Софи. Стоила она больше, чем Ева могла потянуть, но она полагала ее более подходящей для ребенка с матерью-актрисой и невидимым отцом. Когда Софи было девять или десять, все разбилось из-за несогласия родителей.— Я изучала греческие мифы, даже не зная, где она, эта самая Греция, — заявила Софи. — Я понятия не имела, что это такое. На уроках по искусству мы только и делали, что клепали антиядерные плакаты.
— Не может быть! — изумилась Ева.
— Может. И они буквально изводили нас разговорами о сексе. Настоящее словесное растление. Которое ты же и оплачивала.
— Я не подозревала, что все так плохо.
— Ну да, — сказала Софи. — Я выжила.
— Это самое главное, — неуверенно сказала Ева. — Выживание.
Отец Софи был родом из Кералы, штата в южной части Индии. Ева встретила его в поезде, и всю поездку из Ванкувера в Торонто они провели вместе. Молодой доктор обучался в Канаде по аспирантской стипендии. Дома в Индии его ждали жена и маленькая дочка. Путешествие заняло три дня. В Калгари поезд остановился на полчаса. Ева и доктор обегали всю станцию в поисках аптеки, чтобы купить презервативы. И не нашли ни одной. Когда они добрались до Виннипега, где поезд стоял целый час, было уже поздно. Фактически — как сказала Ева, излагая эту историю, — когда они подъезжали к черте города Калгари, было, наверное, уже слишком поздно.
Он располагал плацкартой — все, что позволяла стипендия. А Ева пускала пыль в глаза и купила купе спального вагона. Именно это расточительное решение, сделанное в последнюю минуту, и уединенность купе ответственны, по словам Евы, за существование Софи и за величайшую перемену в жизни самой Евы. Ну и еще тот факт, что в районе станции Калгари невозможно было найти презерватив, ни за какие коврижки.