Танька опять посмотрела в угол, кивнула и перевела взгляд на вдову:
— Послушай, Ди. Если тебе так легче будет, давай похороним его с ритуалами. Олежка был крещеным, просто он никогда тебе об этом не говорил. И я, кстати, тоже. Нас бабушка окрестила обоих, когда мы были совсем маленькие. Тайком от родителей, правда, они все равно против были бы, особенно мама.
Красивое лицо Ди исказила гримаса:
— Ка-ак?! И ты мне ничего не сказала об этом даже перед тем, как крестили Осю? — удивление перешло в негодование. — Танька! Как тебе не стыдно! Ты могла бы быть крестной матерью своему единственному племяннику, сколько я тебя уговаривала? Разве мы не давали друг другу обещание еще в детстве стать крестными нашим детям?
— В детстве мы еще и жениться друг на друге обещали, если мне не изменяет память... — мрачно отвесила Танька. Варвара, отключившаяся на какое-то время от их диалога, расслышала только последнюю реплику и нахмурилась.
— Ой, да ну тебя! — махнула рукой Ди. — Все у тебя шуточки какие-то дурацкие, or is it the famous English sense of humour?[35]
Она любила вставлять английские фразы в свою речь. Не потому, что это было модно и круто, и даже не потому, что английский ее был безупречен: Ди получила прекрасное образование. Чаще всего она это делала, чтобы продемонстрировать свои блестящие языковые способности в присутствии незнакомых людей. Откуда же ей было знать, что Варвара знала английский ничуть не хуже? Они же впервые с ней тут встретились. Тем более что Варвара большую часть времени молчала и смотрела на Таньку странно, словно глупая, преданная собака.
***
Найти подходящую крестную сыну четыре года назад большого труда для Ди не составило. Крестины в последнее время считались особым шиком среди сливок московского общества, и подходящих кандидатур в ее кругу хватало — могла бы хоть конкурс на лучшую «крестную фею» устроить. А храмы в то время сама даже не посещала. Ди вообще в молодости проповедовала атеизм и после окончания педагогического работала воспитателем в Арлеке[36]. Может быть, в глубине души и тогда уже в Бога верила, но что же делать, раз уж карьера так пошла развиваться.
В Арлеке и дети, и взрослые воспитывались на антирелигиозной пропаганде, в духе традиций правящей партии. В основе идей воспитания лежал Здравый Смысл, хотя все атрибуты и церемонии были, скорее, похожи на ритуалы магические и, вместе взятые, могли бы любую религию за пояс заткнуть. Пусть воспитанники не почитали Богов, зато портреты партийных кумиров украшали их стены вместо икон, а воспитатели были для подопечных не хуже чем священнослужители для прихожан — каждый в своем ранге, в соответствии с принятой иерархией.
Арлековские сборы и митинги проводились в украшенных помещениях и походили на службы в храмах. Форма одежды участникам полагалась особая, отклонения возбранялись куда строже, чем непокрытые платочками головы или брюки на девушках, которым ни с того ни с сего взбрело в голову зайти в церковь. Ритуальные телодвижения на арлековских церемониях были весьма выразительны: под призывы лидеров руки воспитанников взмывали ко лбам под нормированным углом — настолько четко геометрическим, что для замера и транспортира бы не понадобилось. Хорошо еще не придумали более энергичных жестов — ведь кое-кто мог бы синяков-шишек набить. Были также маршеобразные песни с повторяющимися словами в каждом припеве, и исполнялись они с воодушевлением, не хуже церковных гимнов. И все это наполняло жизнь воспитательницы Ди большим правильным смыслом, вселяло веру в светлое будущее и развивало столь необходимые профессиональные навыки.