Любовь короля. Том 1

Лин хотел бы выразиться как-то иначе, но не смог придумать более подходящих слов. Хотя Вон никогда не говорил с ним об этом, Лин замечал, что в присутствии Сан наследный принц становится оживленнее и как будто светлее. И если у Вона возникло к девушке чувство, для Лина это означало только одно: он должен защищать ее, даже если придется пожертвовать собственной сестрой.

Не знавшая всего этого Сан нахмурилась. Из-за того, что она является другом Вона, Лин предпочел бы ее сестре? Почему это так для него важно? Тем не менее искреннее заверение Лина в нерушимости их общей дружбы стало для Сан большим облегчением.

«Ну что я за ребенок! Только о себе и думаю».

Сан опять расплакалась – на этот раз от досады на свое поведение. Лин терпеливо ждал, пока она успокоится.

Когда слезы иссякли, он ласково сказал:

– Идем. Я отвезу тебя домой.

Сан покачала головой. От слез ее глаза и нос покраснели, веки и губы припухли. Лин не хотел отпускать ее одну в таком состоянии, но Сан упорно не соглашалась, чтобы он ее проводил. Он смотрел, как она уходит, и ему было не по себе от ее поникшего вида.

«Вся ли это правда? Действительно ли дело только в возможных чувствах его высочества?»

Лин взглянул на свои пальцы, недавно вытиравшие слезы с лица Сан. Они еще чувствовали прикосновение к нежной коже. Может, это он сам не хочет, чтобы она оказалась в монгольской столице? Задавшись таким вопросом, Лин тут же почувствовал к себе отвращение: уж не забыл ли он, что Тан его родная сестра? Он решительно вытер руку, избавляясь от непрошеных ощущений.

Сан медленно шла вдоль ручья Пэчхон, названного так из-за его прозрачной воды[46]. На сердце было неспокойно, мысли путались, земля уходила из-под ног. В конце концов девушка остановилась, села в траву и пустым взглядом уставилась на бегущий ручей. Она не двигалась с места до тех пор, пока красные блики закатного солнца совсем не исчезли и вода не стала почти неразличимой во тьме.

В усадьбу она вернулась уже ночью. У флигеля, где после наступления темноты всегда царили тишина и покой, сегодня пылали факелы и было светло как днем. Первым ее заметил Кухён, стоявший, как часовой, на ступенях дома. Он бросился к Сан с искаженным лицом, но она прошла мимо, будто вовсе его не заметила, и вошла в дверь, не соблюдая обычной предосторожности. В большой комнате восседал Ёнъин-бэк. Увидев дочь, он вскочил и грохнул рукой по столу.

– Ты! Ты! – завопил он, задыхаясь и багровея от бешенства.

Позади него дрожали, словно от страшного холода, побледневшие нянюшка и Пиён.

Однако Сан едва ли все это увидела, о чем свидетельствовал ее неподвижный отсутствующий взгляд.

– Как ты смеешь выходить, не сказав ни слова отцу, и являться в такое время! Кем ты себя возомнила?!

– Никем. Я всего лишь кукла, которой играют другие.

– Что ты несешь?! – В голосе Ёнъин-бэка вдруг прорезался страх: его дочь походила на сумасшедшую. – Что-то случилось? Кто-то тебя обидел? Сделал что-то дурное? Ответь мне, Сан!

– Никто не сделал мне ничего дурного. Это я сделала.

– Сан, в самом деле! Отвечай нормально, чтобы я тебя понимал. Ты не можешь никому навредить!

– Из-за меня Пиён заперта тут, словно пленница, а дочь Ван Ёна отправлена в Юань. Я разрушила две жизни, а большего преступления не существует.

Ёнъин-бэк вытаращился на дочь, наигранно хохотнул и жестом велел нянюшке и Пиён выйти из комнаты.

Когда они с Сан остались вдвоем, с таким же деланым смешком он заговорил:

– Ты происходишь из королевского рода, Сан, а Пиён всего лишь рабыня. Жизнь раба принадлежит хозяину, и он волен распоряжаться ею, как ему угодно. Что до дочери Ван Ёна, то благодаря ее высокому статусу девушку выдадут за родственника императора, и разве семья Ван Ёна от этого пострадает? Породниться с юаньским императором в наши времена выгоднее, чем породниться с корёским ваном. Да некоторые вельможи даже добиваются, чтобы их дочерей отвезли монголам!

– В таком случае и вы не пострадаете, если знатный монгол возьмет меня в жены. Ради богатства и власти вам давно следовало отправить меня в Юань.