Любовь литовской княжны

– Мы ездили туда не развлекаться, учитель! – гордо расправил плечи, прикрытые бархатным плащом, Джелал ад-Дин. – Мы сражались и покоряли врагов нашей великой Орды, мы убивали персов и дербентцев, мы разрушали тамошние крепости! Княжич Василий, к примеру, в битве на Сулаке сразил черкесского князя, а я командовал Большим пушечным Нарядом!

– Так это же прекрасно, храбрый отрок! – обрадовался премудрый Истрахан. – Расскажи же нам скорейше, как ты исчислял удаление до цели и как определял угол установки стволов?

Царевич промолчал, растерянно приоткрыв рот.

– Ты что, отрок? – зловеще поинтересовался мулла. – Ты хочешь сказать, ты стрелял на глазок? Я пять лет учил вас всех измерять расстояния и высоты, определять углы, окружности и дуги, и после всего этого, оказавшись старшим в пушечном наряде, ты стреляешь по крепостям на глазок?! – уже во весь голос закричал премудрый Истрахан, и ученики сразу поняли, что на этот раз одной линейкой провинившийся явно не обойдется.

– Ох, Джелал, Джелал, – прошептал княжич и толкнул приятеля локтем в бок. – Лучше бы ты, братишка, промолчал.

Жизнь быстро вернулась в свою привычную колею. В обычные дни Василий познавал в мектебе географию, алгебру, вопросы чеканки и обращения денег, счет чисел и хитрости использования астролябии; житие Чингиса и науку трансмутации камней, руд и элементов. Если же оставалось свободное время – сражался на мечах, топорах и копьях с Копушей и Пестуном. Иногда поодиночке, а иногда против обоих дядек сразу.

Ребра княжича все еще продолжали ныть, напоминая об осенней ране – и Василий не хотел повторения подобной неприятности.

По субботам и воскресеньям княжич посещал церковные службы и пытался беседовать со священниками и прихожанами. Не потому, что внезапно поверил в поддержку далекой северной Москвы здешними христианами. Просто – иных развлечений в Сарае как-то не находилось.

Ведь зима в степи – мертвое время.

Однако дни бежали. Прошел февраль, миновал март. Следом подоспел апрель, и под теплым весенним солнцем снежное одеяло быстро осело, превратив огромную степь в одну бескрайнюю непролазную глинистую жижу.

Непролазную – зато зеленую.

Поначалу зеленую – а затем внезапно набравшую густой рубиновый цвет. В один из дней степь покраснела от края и до края, и бесчисленные бутоны тюльпанов подсказали, что земля подсохла и теперь способна выдержать всадника и даже не особо нагруженный возок.

И новым утром из ворот царского дворца вылетели в сей агатово-алый простор два богато одетых всадника:один в бордовой ферязи с золотым шитьем, второй – в крытом синим шелком, стеганом халате; оба с драгоценными поясами, сверкающими от золотых накладок, самоцветов и резных пластинок слоновой кости; упряжь скакунов звенела множеством серебряных бубенчиков, седла покрывал пурпурный бархат, а потники под ними поражали густой вычурной вышивкой.

– Ты уверен, Джел? – спросил княжич, когда они уже миновали улицы пробуждающегося города.

– Отца нет в городе, – отмахнулся царевич. – Не станет же мулла посылать гонца в Персию из-за моего прогула? А когда папа вернется, все уже давно забудется. Давай левее, по весне там открывается родник!

Всадники перешли на широкий походный шаг, внимательно глядя по сторонам, – в то время, как их скакуны весело сбивали бутоны тюльпанов, разбрасывая в стороны, словно крупные капли крови, сочные красные лепестки.

– Геть!!! – Царевич внезапно дал шпоры коню, пуская его с места в галоп, привстал на стременах: – Геть, геть, геть!

– Где? – Княжич тоже послал коня в галоп.

Джелал ад-Дин тем временем уже вытягивал из ножен кривую узкую саблю:

– Геть, геть, геть… Х-ха! – Царевич резко наклонился, рубанул, промчался дальше, поворачивая по широкой дуге, спрятал саблю и резко наклонился вниз, подхватив с земли серую мохнатую тушку, привстал на стременах и поднял полулинялого зайца высоко над головой: – Первый есть!

– Черный Карачун… – поморщившись, ругнулся Василий и закрутился в седле, глядя по сторонам.

– Геть!!! – Царевич снова сорвался с места во весь опор, стремглав промчался по алой равнине, выхватил саблю и на всем скаку рубанул землю. Спрятал оружие, вернулся, поднял добычу: – Васька, да их тут полно!

Княжич недовольно зашипел сквозь зубы, снова привстал на стременах.

– Я же говорю, тут весной родник пробивается, – подъехал ближе его товарищ. – К нему со всей округи зверье и тянется. Вижу!!! Геть!!!

– Проклятый Карачун! – чуть не во весь голос ругнулся московский заложник… И вдруг заметил какое-то шевеление в сотне саженей слева. И тут же дал шпоры пегому аргамаку: – Геть!!! Геть, геть, геть!!!

Конь сорвался с места, широкими скачками разгоняясь в указанном направлении. Зверек кинулся наутек – но сравниться в скорости с крупным животным явно не мог. Уже через считаные мгновения расстояние сократилось вдвое, затем еще вдвое. Василий потянул из ножен саблю, снова подогнал скакуна шпорами.

– Еще немного… Еще чуть-чуть… Н-на! – Он наклонился и рубанул мелькающую между тюльпанов мохнатую спину, достав ее самым кончиком клинка. – Есть!