Любовь литовской княжны

– Эй, куда это вы собрались?! – От дальнего угла дворца к беглецам кинулись несколько бородачей в островерхих шлемах, в кольчугах, с прямыми мечами и круглыми щитами в руках.

– Да мы свои, русские! – чуть разведя руками, крикнул Копуша.

– Свои у нас дома на лавках сидят! – вытянул вперед меч крупный воин с окладистой ухоженной бородой. – А здесь токмо басурмане! Сумку снимай, тогда поверю!

– Бери, мне не жалко, – не стал спорить холоп.

– Хорошая сабелька, малыш, – другой разбойник оценил оружие Василия. – Снимай, тебе она ни к чему.

«Семеро… – вскользь пересчитал ушкуйников княжич, и в животе его опять возник противный сосущий холодок. – Все со щитами, а я нет…»

И в этот миг Копуша взмахнул рукой. Как оказалось, вместо пряжки ремня он взялся за безобидную на первый взгляд деревянную рукоять. Рывок – ремень кистеня развернулся в полете, и стальной грузик хлестко врезался бородачу в скулу под виском, чуть ниже края шлема. Хрустнула кость разбойника – холоп же присел, разворачиваясь, и второй удар смертоносного шарика пришелся другому новгородцу в голень.

Ушкуйник перед Василием повернул голову – княжич рванул из ножен саблю и хлестко, словно улепетывающего через степь зайца, рубанул самым кончиком клинка душегуба по виску. Левой рукой схватился за край щита, потянул к себе, чуть подбросил, поворачивая, и поймал за рукоять.

На душе паренька внезапно стало легко и спокойно.

Сабля, щит, широкая улица – и всего четверо врагов! Клинок и свободное место – это вам не зажатым в строю на месте стоять, ожидая, пока тебя на копье нанижут. Сражаться на мечах княжич умел, сражаться на мечах его учили с самого малого детства.

– Ах ты поганец! – увидев смерть своего товарища, на паренька, высоко вскинув меч, кинулся рыжебородый ушкуйник.

Василий чуть повернул щит, ставя сшитые доски вертикально, позволил лезвию меча засесть глубоко в край, тут же потянул к себе, одновременно делая шаг вперед и полуоборот, срубил держащую рукоять кисть руки, толкнул плечом чужой щит, выводя врага из равновесия, сделал еще шаг вперед и кольнул татя острием клинка в глаз. Прикрылся от удара слева, полуповернулся и отступил, обходя еще одного новгородца с правой стороны, придержал краем своего щита его деревянный диск, позволил разбойнику замахнуться – а сам чуть откинул назад голову, выставляя грудь. Пластины юшмана выдержали скользящий удар без труда, вражеский меч ушел вниз, и паренек тут же рубанул оставшееся открытым горло ушкуйника. Резко отступил, пока его самого никто не уколол и не ударил, прикрыл грудь щитом, выглядывая из-за его края.

– Я тебя убью, поганец! – пообещал разбойник, одетый в шлем, похожий формой на яйцо, и с длинным медным наносником. Морщинки под глазами, обветренное лицо… Наверное, воин опытный. – Будешь издыхать долго и мучительно!

Но из окна аккурат ему за спину очень вовремя спустился Пестун, быстро подступил и буднично резанул новгородца ножом по горлу.

Куда исчез еще один тать, Василий не заметил. Наверное, с ним управился Копуша.

Послышался жалобный визг – это сверху соскользнула Зухра и спрыгнула рядом с Пестуном.

– Эй, что у вас? – закричали от угла дворца.

– Татарку поймали! – сцапав невольницу за горло, Копуша повернулся на звук, прикрываясь ее сочным телом. – Пыталась сбежать со товарищи!

Девица завизжала так, что у княжича заложило в ушах.

– А-а-а… – Вышедшие на улицу ушкуйники отправились обратно, один из них призывно махнул рукой: – Давай сюда! Одна створка уже повисла, сейчас рухнет.

Уловка холопа сработала. При разбое беглые и пойманные девицы, трупы на улицах – дело обычное. Оружие, броня княжича и его воинов были новгородцам знакомыми, северными; речь – русской. Выходит – свои. А кого там свои в этот раз порубали – чего к мертвецам приглядываться?

– Замолчи, я сейчас оглохну, – отпустил Зухру дядька. – Уходим!

Беглецы поспешили прочь от дворца по пыльным пустым улицам.

– И куда мы теперь? – спросил Копуша.

– В церкви укрыться можно, – предложил Пестун.

– Не нужно. В храмах всегда чего-нибудь ценное найдется, их во первую голову грабить начнут.

– Надобно не в самой церкви, а у прихожан схорониться.

– Я им не верю, – подал голос княжич. – Нет здесь московских сторонников.

– Ну-у… у ушкуйников друзей тут всяко еще меньше, – мотнул головой пожилой холоп. – Так что местные им никого не выдадут. Даже тех, кого сами не любят. Надобно на окраины выбираться, к бедноте. Там в какой-нибудь церкви помощи попросить. Нищие дома никто не грабит, туда тати новгородские даже не заглянут.

– Это смотря насколько задержатся, – отозвался прихрамывающий дядька. – Коли на день заскочили, то токмо дворец да дома богатые разорят. Коли дня на три, то центр и храмы разграбят. Если же на неделю остановились, то весь город до норы мышиной перешерстят. Это же ушкуйники, они грабежом живут, добро искать умеют. Да не бегите вы так, я не успеваю!