Любовь литовской княжны

Пришельцы же выбрались по широкому песчаному пляжу к утоптанной тропинке. Остановились, переводя дух.

Вскоре на берегу появился мальчишка в длинной полотняной рубахе, ведущий за собой ишака с хворостом. Пожилой, седобородый и седовласый мужчина обратился к нему на хорошем арабском языке:

– Скажи мне, отрок, в вашем селении есть постоялый двор?

Мальчишка попятился, поморщился, дернул ослика за поводья и спешно обежал старика стороной, бегом устремившись дальше по тропе.

– Грубиян! – бросил ему вслед путник.

– Не ругайся, Пестун, – сказал самый молодой из странников. – Возможно, он просто не знает арабского. Нужно найти человека более взрослого и солидного, образованного.

– Или просто торговца, – добавил третий мужчина, каковой, прихрамывая, только сейчас нагнал своих товарищей. – Все купцы знают арабский!

– Обычно рынок или возле причалов, или в центре деревни. – Пестун оглянулся на юного спутника: – Куда пойдем, Василий Дмитриевич?

– В поселок, – решил княжич и первым двинулся вперед.

Спустя четверть часа тропа вывела заморских гостей к крайним домам – крытым соломой низким глиняным мазанкам, между которыми тянулись знакомые по Сараю глиняные заборчики с редкими калитками, сплетенными из толстых ивовых прутьев. Возле одной из таких калиток сидели на крытой циновкой приступке два совсем уже ветхих старца с белыми, как снег, бородами, в белых чалмах и белых же полотняных рубахах длиною почти до пят. Пестун повернул к ним, уважительно пообщался и вскоре вернулся к остальным.

– По сей тропе надобно топать до дома с черепичной крышей, – пересказал он ответ стариков, – за ним повернуть налево, идти по улице, постучать в третьи ворота, спросить досточтимого Каната.

– Вот уже и торг не надобен, – сделал вывод Копуша. – Сами постой найдем.

Чем дальше бежала вдоль селения тропинка, тем богаче, выше и опрятнее становились дома. Заборы выросли до высоты в полторы сажени, а глухие стены строений – до трех ростов человека; ворота и калитки зачернели пропитанным дегтем тесом, кровли перестали топорщиться соломой, и что там лежало, спасая жилье от дождя, – снизу стало не разглядеть. Поэтому на улочку с добротными дворами путники повернули практически наугад, отсчитали третьи ворота, и Копуша громко постучал кулаком в черную калитку.

Вскоре створка приоткрылась, наружу выглянул одетый во все белое мужчина лет сорока, с русой бородкой клинышком и идущими вниз от ушей, аккуратно подбритыми снизу и сверху баками. Оглядев гостей, хозяин недовольно поморщился, и княжич не выдержал, громко рявкнув:

– Да, да, я знаю, мы все провоняли рыбой! Поэтому нам нужна баня, чистая одежда, две комнаты и сытный ужин. Это постоялый двор или нет?

– Запах гостя всегда чудесен! – Презрительная гримаса хозяина моментально сменилась заискивающей улыбкой, он всплеснул руками, затем низко поклонился и широко распахнул калитку, впуская посетителей: – Милости просим!

Здешняя баня оказалась непривычной для русского человека: слегка теплая, с выложенным известняковыми плитами полом – причем полом, чем-то снизу подогреваемым! Без очага и каменки – но зато с большущей бочкой с горячей водой, в которую можно было погрузиться целиком; с ковшами пахнущего летним лугом разноцветного щелока и с широкими гранитными скамьями для отдыха у обшитых можжевеловыми реечками стен.

Вестимо, гранитные лавки здесь считались дешевле деревянных.

Накупавшись до полного блаженства, несколько раз натеревшись щелоком и ополоснувшись, путники наконец-то избавились от въевшегося в тела рыбного духа – после чего облачились в чистые полотняные рубахи непривычного покроя: длиною до пят, но с разрезами внизу с обеих сторон почти до бедер и без застежек с завязками, просто с разрезом на вороте.

А сразу после бани гостей уже ждал накрытый на свежем воздухе, на гульбище, большой стол, заставленный блюдами с копченой рыбой, с финиками, изюмом и курагой, плошками с медом и лежащими стопкой лепешками, с халвой и белесым, вязким баслюком. В кувшинах пенилась холодная бражка – то ли перестоявший сок, то ли недозревшее вино, то ли просто неведомый местный напиток. Но напиток этот освежал и был приятен на вкус.

Постоялый двор досточтимого Каната выглядел как сильно уменьшенный сарайский царский дворец: дом вокруг двора с прудиком в центре и с виноградной лозой на натянутых сверху веревках. Однако только здесь и сейчас путники осознали всю мудрость подобной конструкции. Здешняя лоза дарила тень и плоды, а вот прудик – не только прохладу, но и свежую воду для скота. Постоянно свежую – ибо аккурат в то время, когда наследник московского престола обедал с холопами на заплетенном виноградом балконе, мальчишка внизу сливал в пруд запряженную осликом водовозную бочку, в итоге наполнив выемку всего наполовину. Получалось, что на все хозяйственные хлопоты здесь уходило по две бочки воды в день. В общем – пруд явно не застаивался.