Любовь литовской княжны

– Ты словно бы попрекаешь меня, Софья, – развел руками мужчина. – Разве я виноват, что ныне повсюду пошла такая мода? В наше время даже войны зачастую начинают, ссылаясь на Христову волю или желание это самое христианство защитить. И иными поводами не беспокоятся. В общем, коли ты знатен и приближен ко двору, надобно молиться Иисусу Христу. А если далек от власти и неприкаян, креститься надобно вдвойне!

– Вот я и молюсь, батюшка… – Девочка повернулась к окну.

– Стража шепталась, Софья, ночью на берегу навки снова являлись, – вкрадчиво поведал мужчина. – Поутру с туманом играли, ветер заговаривали, плясали и хохотали, поутру же в лучах рассветных растворились.

– Мы живем на озере, отец! Как же на воде и без утопших дев? – пожала плечами девочка. – Почему это кого-то удивляет?

– Софья, ну сколько можно?! – уже более серьезным тоном произнес хозяин замка. – Ты пугаешь моих воинов!

– Почему вдруг я, батюшка? – чуть повернуло голову назад молящееся дитя.

– Потому, Софья, – грозно сказал мужчина, – что в волхование старой Матланьи, любимых сестренок и малолетней Жилки мне как-то не верится. Они ведь все даже ленточки на березе толком завязать не умеют, не то чтобы заговор сотворить! Тебя же твоя бабка зело старательно всему этому чародейству учила!

– Бабушка, отец, бабушка, – не оборачиваясь, поправила его девочка. – Твоя родная матушка, между прочим.

– Перестань пугать людей, Софья! – повысил голос мужчина. – Слухи ведь пойдут, это дело быстрое. Знатные люди нас в худородной вере заподозрят, сторониться начнут. Еще и крестители какие-нибудь чего доброго заявятся! Да и не поможет тебе сие баловство в твоих наивных мечтаниях…

– В каких еще мечтаниях?

– А то я не знаю, о чем девицы шестнадцатилетние грезят? – причмокнув языком, покачал головой мужчина. – Вот зуб даю, ты приворот ночной на суженого-ряженого творила! Чтобы молод был, знатен, да красавчик, да чтобы еще и сам в замок наш из неведомых краев на порог явился!

– Ну ворожила, и что?! – не выдержав, снова повернулась к отцу девочка. – Я в старых девках остаться не хочу! И твой король проклятущий мне не помешает!

– Ох, деточка, ты моя деточка, – снисходительно вздохнул мужчина. – Да пустое все это старание! Вроде как взрослая уже, а в сказки веришь! Еще никогда и никому в этом мире колдовство не помогало…

И тут вдруг оба вскинули головы, услышав протяжный гул боевого горна.

– Кто-то приехал… – прошептала Софья и тут же во весь голос радостно закричала: – Он подействовал! Мой приворот на рассветный ветер сработал!

И девочка стремглав вылетела из часовни.

– Интересно, кого там принесло? – удивился мужчина, выходя вслед за ней. – Вроде как ни для чего не по времени…

Когда хозяин замка поднялся на боевую галерею, его дочь была уже здесь, пытаясь рассмотреть сквозь густые ивовые кроны берег за причалом. Отец поступил проще. Поднял голову и громко спросил:

– Эй, на башне! Кого увидел?

– Карета со свитой, княже! – отозвался сверху караульной. – За причалом на площади ждет. Как прикажешь, княже, лодку высылать?

– Высылай, раз уж приехали. Вымпелы али бунчуки имеются? Кто таковые, понятно?

– Карета большая и тяжелая. С крестами большими на всех боках. И монахи на запятках. Не иначе из епископов кто-то заявился!

– Епископ! – Мужчина с размаху ударил кулаком в собственную ладонь и злорадно захохотал: – Епископ! Суженый-ряженый! Епископ!

Девочка густо покраснела и обиженно набычилась. Однако мужчина, не переставая смеяться, крепко ее обнял, чуть приподнял:

– Моя маленькая любимая ведьма! Ну ты наколдовала так наколдовала. «Суженый-ряженый»… – Он фыркнул, перевел дух: – Ладно, ступай, оденься поприличнее. Будем святителя встречать. С твоей ворожбой все понятно. Теперь давай посмотрим, какая из тебя христианка?

* * *

Несмотря на пелену перистых облаков высоко в небесах, лето донимало путников нестерпимым зноем, и потому скакали они налегке. Княжич – в золотистой шелковой рубахе, купленной еще перед Царьградом взамен истрепавшейся атласной, в зеленых бархатных штанах, оказавшихся в османских землях самыми модными, и в коротких войлочных сапожках. Оба холопа щеголяли атласными рубахами и штанами суконными, тоже зелеными, а невольница восседала в седле в пышных синих шароварах и вышитой войлочной жилетке, отороченной на вороте и по бокам лисицей; с двуцветным драгоценным шрингаром во лбу и большими вычурными серьгами, выточенными из отполированной до зеркального блеска белой кости.