Любовь литовской княжны

– Я покажу, где это, Василий, – теперь уже княжна взяла гостя за руку и потянула за собой в замок.

Молельная комната оказалась часовенкой размером всего три на три сажени с крестообразным окном и двумя большими распятиями у двух из стен. И при том – ни одной иконы. Тело Зухры, до подбородка накрытое полотном, лежало на столе, в изголовье склонил голову в молитве митрополит Киприан, держащий в руках перед собой массивный крест.

– Как же так? – подошел ближе к усопшей княжич, положил ладонь невольнице на ногу. В его душе было пусто и черно, на сердце скребла тоска: – Почему? Еще утром она не ощущала никаких недугов, а сейчас ее уже отпевают!

– Все в руках божиих, чадо мое, – прервав молитву, ответил ему святитель. – Люди смертны. У них случаются скрытые недуги, они оступаются, а порою просто давятся пищей. Жизнь и смерть надобно принимать как данность и всегда быть готовым покинуть сей грешный мир. Всегда надобно вовремя исповедоваться и причащаться, дабы душа всегда была чиста и в надлежащий час вознеслась в небесные чертоги, а не скиталась в адовых пустошах…

Софья тоже смотрела на опущенные веки невольницы и слабо усмехалась.

Ее расчет оказался точен. Разумеется, холопы не стали прибираться в хозяйской опочивальне. Наводить порядок, чистить и убирать – бабье дело. И разумеется – рабыня не устояла перед соблазном допить хозяйское вино. Но самое главное – смерть случилась, когда княжна была далеко посреди озера. Сиречь – находилась вне всяких подозрений.

– Ну что, получила, худородка? – одними губами прошептала Софья. – Так кто из нас в итоге оказался хитрее?

Девочка подступила к гостю и, согнав улыбку, сзади обняла Василия:

– Мне так жаль, княже… Мне так жаль… – Она ткнулась лбом в затылок паренька, прошептала: – Крепись. Сочувствую твоему горю. Она была тебе дорога, Василий?

– Она служила мне больше четырех лет, – сглотнул княжич. – Проехала со мною через все края тысячи верст, отказалась от свободы возле собственной деревни, дабы остаться рядом. И вот… Почти у самой Москвы… – Он вздохнул. – Я привык к ней так же, как к своему поясу, как к своей одежде. Всегда рядом, всегда преданная. И вот вдруг… Ее больше нет…

– Я знаю, что можно для нее сделать… – еще тише сказала девочка.

– Софья, ей не поможет уже ничего! – снова горько сглотнул паренек. – Она мертва!

– Тс-с… – дохнула сзади в самую шею девочка. – Ее нельзя оживить, но можно указать верный путь ее душе. Отдать ей последний долг, проводить в царствие мертвых. Святилище всех богов находится здесь совсем неподалеку. Давай устроим тризну от ее имени, поклонимся духам земли, воды и небес. Духи найдут для Зухры путь к ее богам, ее радуницам и ее предкам. И ее душа обретет покой. Зухра мертва, но я знаю, как можно помочь ее душе, Василий… Ты этого хочешь?

– Да, конечно! – повернулся к Софье княжич.

– Тише! Мы же в храме! – опять осадила его девочка, наклонилась вперед и перешла на шепот, дыша в самые губы: – Киприан услышит, ругани не оберешься. Я возьму ее волосы и ее имя и приготовлю кутью. Завтра отвезем сию жертву в угощение богам и сотворим правильные поминки.

Она чуть отодвинулась, широко перекрестилась, поклонилась покойнице, святителю и распятиям и вышла из замковой молельни.

Василий пробыл возле мертвой невольницы больше часа, навсегда прощаясь со своею первой любовью. После чего, примирившись с потерей, поднялся к себе.

К утру же внутри у княжича осталось только сосущее чувство непривычного одиночества.

Зухры ему очень не хватало. Очень сильно!

Но тем не менее – она была всего лишь подарком царя Тохтамыша. Служанкой. Княжич ее не выбирал, не искал, он не намеревался связывать с нею своей судьбы. И потому сия потеря не казалась Василию столь уж совершенно невосполнимой.

Однако Софья о сем смирении своего юного гостя пред волей Господа, понятно, не догадывалась и еще перед завтраком предупредила княжича:

– Я сделала все нужное, Василий… Коли хотим успеть вернуться засветло, надобно отправляться сразу после трапезы. Там двадцать верст в один конец!

– Я готов хоть сейчас, – развел руками паренек. – Я путник, мне переодеваться не надобно. Мой дом седло.

– Как ты романтичен, – чуть прикусила губу девочка. – Хотела бы я произносить подобные слова с такой же легкостью!

– Ну, для этого женщине придется одеваться по-татарски, – улыбнулся ей княжич. – Ездить верхом удобнее в шароварах.

– Всегда мечтала примерить такой наряд, – честно ответила девочка. – Но, боюсь, матушка и батюшка не поймут. Придется скакать, как умею.

– Скакать?

– Двадцать верст в один конец! – напомнила княжна. – Коли ехать в повозке, обернуться за день будет невозможно.

В это утро Софья выбрала платье с атласным верхом, покрытым серебряной вышивкой, и бархатной юбкой и бархатный же берет с большим аметистом и высоким многоцветным пером. На ушкуе молодые люди переправились на берег. Княжич кинул на плечо выданную спутницей чересседельную сумку, они вместе дошли до старого замка, где конюхи оседлали для них тощих арабских скакунов. Обычное седло для княжича, седло с высоким стержнем – для княжны.