Любовь литовской княжны

– Поможешь? – многозначительно прищурилась девочка.

Паренек взялся за стремя. Софья поставила левую ступню прямо ему в ладонь, толкнулась, поднимаясь наверх, высоко вскинула правое колено. На миг Василий увидел под взметнувшейся юбкой обе ее светлые изящные ножки – всадница зацепилась изгибом ноги за выступающий стержень, тут же расправила юбку. Вскинула брови, с трудом сдерживая ехидную усмешку, и кивнула:

– Спасибо, уже все. Стремя можно отпускать.

Василий невольно скользнул взглядом по столь быстро исчезнувшему под тканью сокровищу тракайской княжны, ощущая внезапно вспыхнувшее в груди сладкое томление, и, не устояв перед соблазном,протянул руку к обрисованному бархатом колену…

– Мы опаздываем! – весело напомнила ему всадница и в самый последний миг пустила коня вскачь.

Паренек недовольно фыркнул, добежал до второго скакуна, запрыгнул в седло и погнался за девочкой через тянущийся вдоль берега осинник.

Породистые лошади могли мчаться на рысях очень долго, не теряя дыхания, и примерно через час молодые люди увидели впереди высокие кресты. Здесь Софья придержала гонку, перейдя на широкий шаг. Где-то через версту дорога привела путников к густой березовой роще, покрывающей холм с крутыми склонами. Княжна натянула поводья, повернула голову.

Василий торопливо спешился, подбежал к ней, и девочка спрыгнула с седла прямо к нему в объятия. На несколько мгновений замерла, прижавшись губами к теплой шее и ощущая сильные руки у себя на спине. Затем повела плечами, освобождаясь. Прошептала:

– Привяжи коней. Я возьму горшок.

Вместе они вошли в рощу, деревья в которой тут и там были увязаны атласными и полотняными разноцветными ленточками, а местами – и полотенцами. По дорожке, засыпанной толстым слоем желтого песка, они углубились в заросли, следуя на аппетитный запах вареного мяса и потрескивание огня.

На самой вершине холма березы расступались. Здесь стоял длинный стол, здесь кипели над очагами большие медные котлы, здесь возле самых крупных деревьев собрались десятки смердов, мужчин и женщин в чистых одеждах. Кто-то стоял на коленях, кто-то просто сложил перед собой ладони и опустил голову, кто-то прижимался к стволам, словно пытаясь обнять могучие многоохватные деревья.

Поддавшись порыву, московский наследник подошел к одному из этих белых великанов, прижался к нему лбом – и ощутил свежесть и могущество, что текли к солнцу под совсем тонкой корой.

– Рад узреть тебя снова, моя знатная умница!

Василий повернулся на голос. За его плечом невысокий – почти на голову ниже княжича – и некрупный мужчина обнимал его спутницу. Вытянутая шапочка из белого сукна, выбеленная полотняная рубаха до колен, белые штаны, заправленные в белые же войлочные сапожки выдавали в незнакомце волхва. Вопреки обычаям – чисто выбритого, без усов и бороды.

– Прости, Гореслав. Мне не удается вырваться сюда уже целый месяц.

– Жаль, дитя мое. Очень жаль. Мне еще так много хочется тебе рассказать!

– Полагаю, вскорости все переменится, Гореслав. Матушка сейчас в орденских землях, отец должен отправиться за ней. Тогда я смогу появляться здесь хоть каждый день!

– Это хорошо, – кивнул волхв.

– Я принесла поминальную кутью, Гореслав, – протянула мужчине горшочек девушка. – В замке умерла девушка неведомого рода, неведомой веры. Мы хотим проводить ее душу домой, указать ей путь к ее посмертному царствию. Но не знаем как.

– Хорошо, – волхв принял горшок, поставил на стол. Сложил ладони перед собой, опустил веки, молясь. Затем распрямился и громко воззвал: – Подойдите ко мне, дети мои! Наша сестра нуждается в нашей помощи. Давайте примем ее последнее угощение и помолимся духам земли, воды и неба, чтобы они приветили ее душу, окружили своей заботою, узнали и проводили к любимым предкам!

Послушавшись волхва, смерды один за другим стали подходить к столу, брать из горшочка по щепотке угощения, класть в рот. Затем молящиеся отходили к деревьям, касались их и замирали на некоторое время.

Софья нашла взглядом Василия, легким кивком подозвала его к себе:

– Давай… Нужно проводить Зухру надлежащим образом.

Паренек послушался и тоже взял из горшка немного вареной пшеницы с медом и орехами, положил в рот, прожевал. Прижал ладонь к холодному шершавому стволу ближайшей березы, целиком увешанной лентами и полотенцами, – на нижних ветвях свободного места не оставалось вовсе, на ветвях выше ленты шелестели так же густо, как и листва. Мысленно позвал свою служанку:

– Прощай, моя нежная Зухра! Не заблудись в сем мире, не становись неприкаянной душой. Пусть духи трех стихий укажут тебе верный путь к покою и отдыху…

Тем временем волхв взял сильно опустевший горшочек и пошел по тропинкам священной рощи, разбрасывая тут и там щепотки кутьи.

– Гореслав угостит поминальной кашей богов и духов, – тихо объяснила девочка. – На сем тризна закончится. Боги проявят к душе Зухры благосклонность и укажут ей нужный путь.