Любовь меняет все

Но ее это не спасло. Не выдержал самый мощный кривошип – тот самый, что питался энергией от парового двигателя, – и лопнул с жутким скрежетом. Вот так погибла современнейшая, самая совершенная из всех существующих фабрика, убитая любопытством маленькой девочки.

– Вот черт, – прошептала Мегги.

Все взгляды были устремлены на нее: возмущенные, негодующие. Она всех настроила против себя, и в первую очередь самого главного человека в ее жизни – собственного отца.

– Я не хотела, – заикаясь, проговорила Маргарет. – Это случайно вышло, папа.

– Она нарочно это сделала, милорд! – выступив вперед, возразил мужчина, что управлял тем станком, который Маргарет сломала первым.

Отец смотрел на нее с тем выражением лица, которое она больше всего ненавидела. Когда у него было такое лицо, Маргарет хотелось исчезнуть. Когда у него было такое лицо, она жалела о том, что появилась на свет.

– Папа, я не хотела этого, – жалким тоненьким голоском произнесла Маргарет.

И тогда вперед протиснулась Ди. Мегги видела, как побледнела ее мачеха, глядя на каменное папино лицо.

– Колдер, не надо, – произнесла Ди. Затем она посмотрела на Маргарет. – Это был несчастный случай. – Но даже если Ди действительно так считала, голос ее звучал совсем не убедительно.

– Леди Маргарет, что вы сделали? – Голос отца был каким-то совсем чужим и холодным.

Маргарет судорожно сглотнула.

– Папа, ты можешь купить еще машины. Я могу продать пони.

– Что. Вы. Сделали?

– Я… Я открыла маленькую дверку сбоку на станке.

– И?

Маргарет съежилась.

– И заглянула внутрь.

– И?

Мегги показалось, что ее сейчас стошнит.

– И они все ворочались и ворочались, цепляясь друг за друга. Эти маленькие металлические зубчики. Как у моей лошадки, когда она ест морковку.

– И?

Можно было ничего не говорить. Все было и так ясно. По его глазам.

Маргарет прикусила губу.

– И я им кое-что скормила. – У Колдера был такой странный, стеклянный взгляд. У Маргарет занемели ступни.

Он ждал.

Мегги не хотела этого говорить. Больше всего на свете ей хотелось вернуться домой к своему котенку. И еще сделать ириски с Ди. Маргарет на мгновение решилась поднять на него взгляд. Глаза его были черные, как уголь.

Да он сам был как большая глыба угля! И он, как и угольная глыба, мог ждать бесконечно. Уж она-то знала. Делать нечего. Маргарет подняла руку и указала на продолговатый деревянный предмет, что все еще держал в руках тот ткач.

– Я скормила им это.

– Да, милорд! – Ткач потряс изуродованным челноком, повернувшись к Мегги, словно то был не челнок, а факел, а Мегги была каким-то ночным хищником, на которого шла охота. – Воткнула челнок прямо в коробку передач!

Сердце Колдера глухо ухнуло: он до последнего надеялся, что Маргарет тут ни при чем. Что теперь ему оставалось делать, кроме как наказать ребенка?

Но почему? Зачем она это сделала? Он никогда бы не совершил такого заведомо вредного поступка, когда был ребенком! Он всегда был спокойным, рассудительным, старательным мальчиком. Он всегда точно знал, что именно от него хотят. Рейф – другое дело. Рейф всегда был неуправляемым. И Рейф порой выделывал такие дикие фортели…

На которые никогда бы не осмелился Колдер, а ведь ему так хотелось…

К несчастью, как когда-то ему не хватало воображения для шалостей, так и сейчас ему не хватало воображения, чтобы представить все последствия этого беспрецедентного и чудовищного преступления. Как может ребенок осознать всю меру нанесенного ею ущерба, если на это был не способен даже он – владелец и идейный вдохновитель всего предприятия!

Урон включал в себя поломку оборудования, невыполненные заказы, вынужденный простой, который повлечет за собой увольнение квалифицированных работников, которых он, возможно, не сможет вернуть!

Очевидно, по его лицу все же было заметно, какие именно чувства он испытывает, потому что Дейдре бросилась вперед, закрывая собой Маргарет, и в мольбе протянула к нему руки.

– Милорд, это я во всем виновата. Я привезла сюда Мегги. Я должна была за ней присмотреть.

Прекрасно. Дейдре решила принять вину на себя, так будь посему.

– И это действительно так, – холодно бросил ей в лицо Колдер.

Дейдре вздохнула с облегчением.

– Я очень виновата, – пытаясь его задобрить, говорила она. У Колдера от этих попыток сводило челюсть. – Я знаю, что вы на меня гневаетесь.

Глядя через ее плечо, Колдер наблюдал за тем, как Трентон сгреб Мегги в охапку и вынес из здания.

Они все считают его монстром? Колдер, прищурившись, смотрел в красивое лицо Дейдре. В том числе его жена?

От Колдера не укрылись многозначительные детали: напряженные плечи, взгляд украдкой, которым она проводила Мегги до выхода. Они что, все считают его людоедом, для которого женщины и дети – гастрономический изыск?

По крайней мере, Дейдре считала его таковым.

И что в этом удивительного? Весь Лондон солидарен с ней в этом.

Но она должна была знать, что он не такой. Она должна была заглянуть глубже, под мутную пену сплетен и слухов. Он поднял руку, протянул к ней, сам того не осознавая. Он думал…

Дейдре испуганно сжалась, пусть этого и не заметил никто, кроме него.

Похолодев, Колдер опустил руку.