Любовь моя

Но я читала, что поэты сочиняющие, подражая Пушкину, или художники, копирующие манеру Микеланджело, Репина, Васнецова и других великих, в наше время уже не интересны. Теперь пишут с «вывертами» и этим привлекает читателей и зрителей.

– Привлекают гадостью, фокусами, сомнительными идеями, а не талантом, – охотно поддакнула ей Аня.

– Новое время требует оформлять мысли и чувства иначе, – не согласилась с подругами Инна. – Мне знакомый искусствовед сказал, что раз удивляет и восхищает, значит, это искусство. С вашей точки зрения настоящее искусство умерло или продолжает умирать? – усмехнулась Инна.

– Оно стало хуже? – спросила ее Жанна.

– Для особо любознательных разъясню: оно стало другим.

– Хуже, – упрямо сказала Аня.

«Ну как школьницы, в самом деле. Спорят, спорят», – удивилась Лена.

– А Ленка опять «не подает признаков жизни», не реагирует на наши комментарии. Спит? Уши ей заложило? Несогласно молчит, со скрытым протестом? Никак не смилостивится, не снизойдет до нас, простых смертных. Плутает в дебрях своих размышлений? Черный ящик, а не человек, – зевая, незаметно для себя вслух произнесла Жанна.

– Я здесь, – сонным голосом напомнила о себе Лена и подумала о Жанне с некоторой грустью: «Какая умная и интересная была девчонка! А потом муж, дети, внуки, удаленность…»

– Лена, а что ты читаешь, когда у тебя на сердце тоска? Ну не Гомера же? – ничего не заметив в ее поведении, продолжила разговор Аня. (И всё-то ей интересно!)

– Музыку слушаю. Окунаюсь в мир прекрасных мелодий и на какое-то время полностью ему отдаюсь. А в детстве у меня музыка в голове рождалась. Стою, бывало, посреди огорода, звуки меня обволакивают, я обо всем на свете забываю…

– У одних музыка в голове барыню танцует или вальс, у других медленный танец-размышление, а у некоторых там полный штиль, – усмехнулась Инна. – В школьные годы, помнится, ты боролась с тоской и раздражительностью физическим трудом, а не развлечениями. Колоть дрова было твоим любимым занятием.

– Представляешь степень моей нервности после детдома, если мне чуть ли не ежедневно требовалось три-четыре часа разряжаться с топором или с лопатой в руках? Благодаря этому прекрасному лекарству я не позволяла себе срывать тормоза. Так сказать, совмещала полезное с… полезным. Теперь оно мне не по силам. Пришлось перейти на интеллектуальную терапию, – улыбнулась Лена.

14

Опять словно из «глубины веков» до Лены донесся голос Ани:

– …Меня поразило, с каким брезгливым презрением он описывал свою связь с простолюдинкой, и с каким высоким накалом чувств – с женщиной своего круга. Сноб! Он не осуждал ту замужнюю женщину за измену, а восхищался ею!

– Но как талантливо! Он гений, но он человек. И не надо трясти грязным бельем. Не рассматривай поведение его героев через призму своей мнительности, – сказала Инна.

– Не представляю, чтобы я шла с мужчиной тайком на квартиру, прекрасно понимая зачем. Я бы чувствовала себя униженной, меня бы съедал стыд, он убивал бы во мне всякое желание. Чтобы я, как самая последняя проститутка?!.. А ей хотя бы что! Увидела мужчину, ум за разум зашел и все! Как просто… Солнечный удар! А если их много… этих ударов? Кто она тогда?

– Вот видишь, мы читаем книги, чтобы лучше понять себя и других, чтобы почувствовать счастье, которого не испытали в жизни, – усмехнулась Инна.

– Для меня личный опыт важнее. Боль быстро учит. Но без книг он не был бы мною осмыслен так глубоко, – сказала Жанна.

– …Боль не всегда пробуждает оглохший мир. А если и пробуждает, то ненадолго. Я о войнах.

– …Дети должны читать, чтобы развить в себе способность чувствовать, понимать, выражать свои эмоции и учиться коммуникации, и тем готовить себя к взрослой жизни.

– А кому-то важно из книг узнать, что он не одинок в этом мире, что кто-то думает так же как он.

– …Мне кажется, в молодые годы писатели пишут, чтобы создать себя. А старики уже осознанно стараются влиять на других, – еще услышала Лена, погружаясь в темноту.

* * *

– …Читала я как-то в интернете книгу за авторством… как же ее… о черт, склероз… Ренаты Литвиновой. И ужасалась.

– И что же в результате ты в себе или в ней нашла? – настырно спросила Инна Аню. – Ловко вяжет слова?

– Неприятное, шизофреническое впечатление произвела. Может, я в ней чего-то не поняла? Говорят, тот хорошо пишет, кто хорошо думает. По телевизору Литвинова излагает свои мысли просто, легко, складно. И как актриса прекрасно смотрится. Но ее фильм, где она режиссер, тоже отдает странностью. Она будто не контролирует свое воображение. У нее там роль экстравагантного сыщика. Нет, я понимаю: несовершенный человек в несовершенном мире… это особенно интересно, но как-то непривычно, – неуверенно ответила Аня.

– Не странностью, а своеобразием манеры отличается. Для тебя она слишком рафинированная. В современном художественном мире такие качества очень ценятся. Обычное уже неинтересно, – поправила ее Инна. – Есть талант вот и пусть выражает его по-своему.