Читаем Любовь моя полностью

– Я не могу назвать язык Лимонова богатым. Может, он считает, что маты расширяют диапазон возможностей русского языка? Так он ошибается. Русский язык и без них неисчерпаем! Подлинная и вечная современность произведения определяется уровнем его культуры. Это понимать надо. У Лимонова извращенное понятие красоты. В его произведениях совершенно исчезла граница между «можно» и «нельзя»? Он считает, что излагает свои мысли живописно, непринужденно и благодаря матам терпко? В моем понимании Лимонов уподобляется тому мужчине, который, протестуя, приковывает себя голым на площади. Над ним явно тяготеют издержки воспитания или происхождения. Хотя бы о пристойности подумал. Русское искусство и литература всегда были целомудреннее Западного.

– А вдруг… по причине запаздывания?.. Вот Лимонов и догоняет… Зачем необоснованно оскорбляешь писателя? Вдруг он, как человек ищущий, заблуждающийся, делится с нами не только убеждениями, но и сомнениями? А они – удел любого писателя. Ну, а если маты сами так и просятся в текст? Они – очень побудительные слова. Помню, на стройке… Надо обладать достаточным мужеством, чтобы сознаваться в этом и отстаивать своё мнение. Не кори его. «Возлюби ближнего как себя самого». Во вселенском масштабе мы не знаем промысла Божьего. Может, у Лимонова феерия, фантасмагория, карнавал тем, сюжетов и мыслей. К тому же одна из целей творчества – вызов. У любого человека есть право на протест. Это ты замороженная фанатичка – рабыня одного мотива. У тебя во всем строго определены критерии лояльности. Огорошила ты меня. Может, те его опусы из семидесятых, опрокинутые в тревожно-мутноватые девяностые годы, и есть что-то вроде его отдушины. Вникни, ведь библейскую мудрость мы тоже не буквально воспринимаем.

В конце концов, автор имеет право на свою правду, а ты ломаешь его произведения о свою концепцию, как о колено. А вдруг его книги – поступок личности: он подкупает честностью, откровенностью, открытостью, раздвигает границы дозволенного. Этот вопрос по типу того: поощрять или подавлять человеку в себе сексуальное влечение? Это как вмешиваться в личную жизнь. Нельзя подминать человека. Уважай чужую свободу, как свою собственную. (Инна серьезно говорит или нарочно куражится и прикалывается?)

Для Лимонова важно работать без оглядки на чужое мнение, лишь бы кому-то понравиться. Для него главное, вести разговор с читателем искренно, откровенно, от души, иначе ничего путного не получится. Ты же заешь, что в Древней Греции высокое и низкое было рядом. Вели философы умные разговоры и тут же садились на каменные тумбы с дыркой… А какие шедевры создавали! В интернете я нашла о Лимонове прекрасные слова: «Преклоняюсь перед мощью его самобытного характера». «Лимонов может написать всё». Он, оказывается, занимался историей Чукотки, значит, товарищ основательный. А ты предлагаешь его выкорчевывать.

– Захар Прилепин тоже серьезно занимается историей России, особенно Сибири. Я поддерживаю его замечание о том, что присоединенные народы в составе нашей страны были свободнее русских. У них не было крепостного права, их не превращали в холопов, им не меняли религию и уважали местные обычаи, не в пример американцам, которые устроили геноцид индейцам. В СССР нацменьшинства все время находились под опекой, – сказала Жанна.

– Может, Лимонов открыл в литературе новое направление или течение? Как правильнее сказать? – спросила Инна.

– Матерное, что ли? – дежурным тоном уточнила Аня. – Новое направление – это же золотая жила! А у него… Так бы и жахнула по его… Может, без негатива его произведения кому-то неинтересны? Я намеревалась хотя бы приблизиться к их пониманию…

– Наблюдаю ореол мученицы! А вдруг окажется, что «поле битвы Лимонова – сердца человеческие»? И тогда выяснится, что он тот писатель, которого жаждал читатель, что он не пустышка, не упаковка. И мы от счастья потеряем головы! Ты исключаешь возможность появления современного гения, который не обманет наших ожиданий? Жизнь ведь принадлежит, тем, кто идет вперед, – с серьезным видом продекларировала Инна.

– И это называется идти вперед? Все-то ты передергиваешь, наизнанку выворачиваешь. Неизвестные, непонятные мне чувства заглушают в тебе голос рассудка. Не выпало мне счастья понимать тебя. Я, как правило, в общении с тобой предпочитаю безоговорочную капитуляцию. Иначе мне несдобровать. Шучу, конечно. Но задайся вопросом: «Какой читатель мог жаждать появления Лимонова?» Тоже мне, избранник Музы! Круто замешенный коктейль из пошлости и гадости. Его «творения» чудовищны, они психику могут подорвать. Не выношу подчеркнутого «уважения» к интимным подробностям… и гениталиям. Такой человек сам себя пожирает. Может, он в какой-то степени отталкивался от личных пристрастий… А вообще, заповедно завуалированные части тела пора привыкать называть по латыни, а не материться. Культура – эта духовная река через века. Она у нас эту область знания огибает?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ты не мой Boy 2
Ты не мой Boy 2

— Кор-ни-ен-ко… Как же ты достал меня Корниенко. Ты хуже, чем больной зуб. Скажи, мне, курсант, это что такое?Вытаскивает из моей карты кардиограмму. И ещё одну. И ещё одну…Закатываю обречённо глаза.— Ты же не годен. У тебя же аритмия и тахикардия.— Симулирую, товарищ капитан, — равнодушно брякаю я, продолжая глядеть мимо него.— Вот и отец твой с нашим полковником говорят — симулируешь… — задумчиво.— Ну и всё. Забудьте.— Как я забуду? А если ты загнешься на марш-броске?— Не… — качаю головой. — Не загнусь. Здоровое у меня сердце.— Ну а хрен ли оно стучит не по уставу?! — рявкает он.Опять смотрит на справки.— А как ты это симулируешь, Корниенко?— Легко… Просто думаю об одном человеке…— А ты не можешь о нем не думать, — злится он, — пока тебе кардиограмму делают?!— Не могу я о нем не думать… — закрываю глаза.Не-мо-гу.

Янка Рам

Короткие любовные романы / Современные любовные романы / Романы