Любовь моя

– Впечатлила. Не докопаться. Как понять эту твою фразу? Диву даюсь, и ты в критики подалась! Окончательно переквалифицировалась или все в дилетантах-любителях ходишь? Сколько лет уже продержалась в этом статусе? – осыпала Инна насмешливыми вопросами Жанну.

– Я говорю так потому, что люблю родную литературу, Россию и Бога, – ответила Жанна, четко выговаривая слова. – Куприн писал, что в настоящем искусстве не бывает ничего безнравственного и антипатриотичного. (Сама придумала или это выражение на самом деле принадлежит ему?)

– Этак ты и до меня доберешься. Оказывается, иногда недостатки переходят в достоинства, – рассмеялась Инна, довольная удачным себе комплиментом.

– Если ученик хороший, – заметила Аня.

– Если учитель достойный.

Похоже, Инна себя в учителя записала. Но Жанна скромно вздохнула:

– Жизнь учит и обламывает, а Господь Бог направляет.

«Один-один», – отметила про себя Лена.

– Бедный Лимонов. Знал бы он…

«Аня так застенчива, что становится неловко за то, что ей так неудобно за чьи-то пошлые слова, за чью-то ложь. И зачем она любые замечания и ситуации примеряет на себя? Наверное, ей самой трудно от своего слишком затянувшегося периода болезненной скромности. Проще надо жить. Даже Чехов ближе к своему концу говорил, что, может, не стоит глубоко задумываться над происходящим вокруг?.. Собственно, у меня тоже не всегда получается быстро проникнуть в тайный смысл слов Инны и расшифровать их подтекст», – созналась сама себе Жанна. А подругам рассказала со скучающим видом:

– Я тоже видела Лимонова на каком-то политическом диспуте. Щупленький, взъерошенный как жидкий трехмесячный бойцовский петушок, выкупавшийся в луже или промокший под дождем. Не очень эффектно смотрелся. Суетливо наскакивал на оппонентов, чего-то там произносил… А самомнение! Не заинтересовал он меня тогда. Я не знала, что он писатель.

– Лен, а ты что молчишь? Покрываешь собрата по перу? Освобождайся от многого, уже ненужного в нашем возрасте, – весело посоветовала Инна. – Тебе интересней было бы беседовать со специалистами, а не с нами, пустозвонами? Наши замечания не стоят твоего внимания?

– Жду твоих очередных атак на употребление нецензурной лексики. Заменители мата как редкие интеллигентские шутки в быту, с моей точки зрения, иногда приемлемы, но мат как темная сила некультурных масс – нет! Я не последовательна? Думаю, использование мата славы писателям не добавляет. По мне так церковь в церкви, кабак в кабаке.

– Дай свободу употребления мата, так оглянуться не успеем, как люди за ножи возьмутся, – сказала Аня.

– Что там Лимонов! С экрана культурологи иногда такими словечками бросаются, что куда там до них нашей Инне, она им в подметки не годится в способности изобретать и применять «нестандартные» термины! – возмутилась Аня.

– Запрещать предлагаешь? – спросила Жанна.

– А то б тебе! – возразила Инна.

– Культура и есть система запретов. Правила не надо нарушать, чтобы не порождать хаос. Не стоит способствовать грубости. Искусство не должно потакать низменным чувствам, потворствовать пошлости, наркомании, бездеятельности и прочему хламу, ведущему к деградации общества, – спокойно ответила Лена.

– Но сильные чувства требуют сильных выражений, – подбросила в разговор спорную фразу Инна.

– Я в таких случаях добавляю: но не грубых. Аня права, надо уметь находить умные интеллигентные слова. Их даже не надо изобретать – богат, велик русский язык и нечего его засорять. Мат, рык, обнаженная донельзя откровенность не усиливают, а утяжеляет прозу. В природе существует явление самоочищения рек. И язык сам себя уточняет, подправляет. Литература, и культура со временем избавят его от грязи и отбросов, – спокойно сказала Лена. – Но им надо помогать.

Ей никто не возразил.

15

– …А я больше к мелодраматическим произведениям тяготею, – смущенно сказала Аня тоном искренней беспомощности, будто сама усматривала в этом что-то недостойное.

– А мне ближе героика, детективы, комедии. Есть и другие не менее актуальные формы, только чтобы их понять и принять, надо совершить над собой усилие, даже в некотором смысле насилие: задуматься, поразмыслить, – сообщила Жанна.

– Раскрою тебе страшную тайну: все уважающие себя писатели ищут новые формы, сюжеты и языковые особенности. – Это Инна сказала.

«Беседа возобновилась на «более высоком» теоретическом уровне, – вздохнула Лена, протирая заспанные, затуманенные полусном глаза. – Опять я ворчу как древняя старуха?»