– К иконе прикладываться? И больная старуха, и ребенок… Антисанитария, – придя в себя, продолжила Аня. – Я преклоняюсь перед талантом великих художников, восхищаюсь и буквально благоговею перед некоторыми их картинами религиозного содержания. Но когда передо мной примитивная икона-штамповка, выпускаемая сотнями тысяч, как-то не получается стать перед нею на колени. Не волнует такая икона меня ни как произведение искусства, ни как символ веры, ни как окно в другой мир, через который мы будто бы общаемся с Богом. А вознесение постов до уровня подвигов? Мол, это внутреннее самоочищение, во время которого человек духовно возрождается. Проблемы желудка связали с высокими материями? Лучше бы лекцию о здоровом образе жизни прочитали народу. Я ей больше доверяю.
Ладно, на это можно закрыть глаза. А исповеди? Человек отвечает за свои грехи, в зависимости от их величины, в первую очередь перед собой, своей семьей и перед обществом. Светский суд решает: виновен он или нет. Бог вершит – если вершит – свой суд без посредников. А по какому праву священник прощает виновного, отпуская грехи? Он обыкновенный человек и часто не менее грешный, чем его прихожане. Он тоже может быть слаб духом, завистлив, корыстен. Мало ли как переплетаются в его душе добро и зло, Бог и Дьявол. Эти категории в человеке не разделенные, не разведенные как полюса магнита, не поляризованные. Они есть в каждом из нас, только в разных долях. Иногда человек из обыкновенного слабака на глазах превращается в ничтожество, а потом и в предателя… Вообще-то дьявола не существует. Люди не выдерживают искушения злом, завистью, деньгами. И если в ком-то есть зло, то это его выбор. Даже любовь не меняет человека, потому что это тоже эгоистичное чувство. Она только предъявляет характер.
– Может, это верно только для мужчин? – осторожно предположила Жанна.
– Предавали ли женщины Христа? Не знаю. А Иуда и апостолы не раз это делали, – суровыми фразами закрепила свою «тронную» речь Аня. – Что, Жанна? Всё в твоей душе всмятку?
– Не испугала, озадачила. Если люди будут считать, что зло в человеке – его естественное состояние, то весь мир полетит в тартары.
– В отношении зла надо быть категоричными: обязательно с ним бороться, выметать себя, – твердо сказала Аня.
– Каждый день воевать? Испепелимся раньше времени, – усмехнулась Инна.
– Да, вот еще что. Правда тоже не абсолютна. Вверять священнику себя и свою душу, исповедоваться перед ним, по меньшей мере, глупо, – закончила тему Аня.
Инна поделилась:
– Перед первой операцией соседка потащила меня в церковь причаститься. Доставшаяся «ноша» была слишком велика для меня одной. Мне хотелось разделить ее все равно с кем. И я согласилась. Денег я вбухала со страху! А там нет кабинок для исповеди. Все стоят в одной очереди. Со стыда сгореть можно. Говорить прилюдно? Это же таинство! Мне сразу расхотелось исповедоваться. Да и священник был нетерпелив, страшен и гневлив. И вот шла я домой и думала: «Если все люди, как утверждает церковь, изначально грешные, кому же тогда в рай попадать, в эту прекрасную вечность? И Христос тоже не всегда и не во всем был праведным. Для меня исповедоваться – это как пройти через врата очищения, что-то существенно поменять в себе, снять страх заблуждения… Нет, мне такой религиозный мир не нравится. Нас социалистический кодекс чести лучше, честней воспитывал».
– Может, тебя в больнице спасали не только прекрасные врачи, но и твой ангел-хранитель, который во время операции стоял в твоих ногах или зависал над тобой с расправленными крылами? Если явление нами не изучено, это совсем не значит, что оно не существует. Лена, твое мнение, наверное, тоже не всегда совпадает с общепринятым в среде интеллигенции? – схватилась Жанна за соломинку. Но, не увидев желаемой реакции, добавила:
– Перед психологами тоже исповедуются.
– Во-первых, один на один и Бога не вмешивают. Там наука, – возразила Инна.
– Подход и методы разные, но суть одна – успокоить, обнадежить человека и получить за это деньги, – усмехнулась Аня.
– Аннушка, не устаю тобой восхищаться! Если бы мы могли отмотать энное количество лет назад, то увидели бы, как Василий Блаженный ходил голый, бил палкой по церквям и целовал дома грешников, – рассмеялась Инна.
– Ой, мне поплохело! (Из словаря прошлых или нынешних детдомовцев?) – тихо воскликнула Аня.
Это нелепое слово несколько ослабило напряжение момента, и Инна более спокойно обратилась к Жанне:
– Василий Блаженный причислен к лику святых. Судя по всему, «гуманист ожесточенного времени» не иначе, как протестовал против зарвавшейся церкви. Как тебе такая версия?
– Не исключаю. Но нам не понять священные безумства великих мучеников. К святым с обычной меркой нельзя подходить. Они – создания царства Духа, – ответила Жанна.