Любовь моя

«Какой кипеж подняла! Какая фанатичность! Разлохматилась, распустила свои кудряшки вдоль ушей, как пейсы, – удивилась Инна неожиданной ярости достаточно сдержанной Жанны. – При всей противоречивости и излишней эмоциональности своих высказываний, Анюта по большому счету права».

– Грешно гневаться. Я не собираюсь нападать на церковь, если она есть связь духовного и материального, Неба и Земли. Я понимаю, что боль, максимально приближенная к страданиям Христа – мера веры. И русский человек это особенно глубоко чувствует и принимает. Хотя доброта и открытость русского народа иногда играет некоторым… на руку, – начала свое нервно-неуверенное объяснение Аня. – …Ну ладно, если бы боль жены священника и его детей была на пути к радости, а то ведь в никуда, ни к чему хорошему не приводящая… Она в угоду слабости и непорядочности ее мужа. Его поведение противоречит представлениям о чести, совести и достоинстве даже светского человека. Получается, жене должны быть дороги интересы мужа, а ему ее – нет. За этим он брал ее замуж и требовал подчинения… не вере, а себе, своим прихотям? – порывисто вскочив, огорченно воскликнула Аня. – Невольно задумаешься: возможен ли компромисс материального с духовным? Есть ли для веры и знания общая основа? Может, Богу богово, а человеку – человеческое, наука и все такое… Как бы невмешательство. Вселенная устроена разумно. Именно поэтому она познаваема. А люди только перед Богом равны, но не друг перед другом.

Может, перестать спорить? Но церковь всегда пресекала… Ой, куда это я… И потом, священник оставил семью без всякой духовной компенсации, а это его прямая обязанность. Это с любой стороны идет вразрез и вопреки… Чем продиктован его жестокий поступок? Во мне, буду откровенна, заговорила злость. А как же тезис, что справедливость заложена в человеке? И тем более в священнике… Миф? Его поступок затмевает все остальное хорошее в нем!

Аня путалась в светских и клерикальных понятиях, но говорила искренне, с болью.

– А если он разлюбил? Это ты можешь ему простить? Исключаешь этот вариант? – спросила Инна. – На одном уважении и ответственности не всякий мужчина может построить семью.

Но Аня в запале не услышала ее простых житейских слов.

– За свои деяния священник ответит перед Богом, а не перед тобой, – запальчиво заявила Жанна.

– Прежде перед своей семьей и паствой, а потом уж… – сердито заметила Аня.

– Наверное, врожденное чувство справедливости у всех разное, потому что прапрапра… предки у каждого индивида не идентичны и не у всех достославны. Мало ли чем «засевались» гены потомков автора и героя книги! Священнику тоже стоит пройтись по лабиринтам своего внутреннего «я», поискать точки соприкосновения с предками, – Инна шуткой попыталась ослабить накал Аниного возмущения. – Оно, конечно… абсолютной истины никто не знает. А-а-а… да Бог с ним, с этим священником!

– Да видно не с ним, – усмехнулась Аня.

– Дерганая ты какая-то. Околесицу несешь. – Это Жанна выразила недовольство то ли обсуждаемой темой, то ли тем, куда это обсуждение завело говоривших. – Ты еще коммунизм вспомни.

– Нечего огульно глумиться над нашим прошлым. Коммунистический кодекс строителей коммунизма учил нас ценить человеческое достоинство, требовал воспитывать в себе добропорядочность, щадить и жалеть слабых, помогать беззащитным. Не у всех получалось. Были и сволочи… Но выставлять своим героем такого, с позволения сказать… да еще священником, целителем душ… Да-а, церковная нравственность, похоже, в тупике, – теперь уже спокойно отразила нападение Аня.

– Я отдаю дань уважения достойным спорщикам. Вы превзошли все мои ожидания, но… – Жанна опять хотела попытаться защитить свою точку зрения и для крепости духа осторожно мелко перекрестилась.

– Крестным знамением хочешь загасить пламя разгорающегося спора? – насмешливо остановила ее Инна, чем дала возможность высказаться Ане.

– Я хочу, чтобы автор увидел свое произведение моими глазами. Вот ты мне скажи: какие животрепещущие вопросы современной жизни поднял автор в своей книге? Он призывает к чему-то высоконравственному? Нет, если его слова не совпадают с делами. Он наущает под маркой религии обирать скорбящих людей, восхваляет себя, считает себя безгрешным. Сам себе герой: кум королю сват визирю! Да что там говорить, он же простой священник, а по телеку рассказывали, будто один Папа Римский хотел отравить своего друга. Правда, у него не вышло… Может, это миф? Не хочется верить. Жанна, признав правомерность моих слов, может, изменишь свои взгляды?