Любовь моя

И почему она последнее два года при встрече все время на меня нападает? Нет, все-таки она больная. Психически или физически? Если психически, то уговоры бесполезны. Но если хворь телесная, то могла бы и прикусить свой злой язычок. А может, ей силы воли уже не хватает? Я ведь тоже слабачка, всё на нервы грешу. Вид у Инны сегодня какой-то усталый, изможденный… А может, она… смертельно больна?»

Ане молниеносно пришла мысль, до которой ей давно следовало бы додуматься. Она будто выхватила ее из глубины своего подсознания, и, испугавшись заключенной в ней жестокости, тут же отбросила.

Лена задумалась над чем-то отвлеченным, и до нее уже не доходил смысл происходящего в комнате. Она, как и Жанна, слышала только отдельные моменты разговора Инны и Ани.

– …Есть выражения: «Умеющий смеяться, остается свободным» и «Пока мы умеем смеяться, мы остаемся великим народом». Наверное, эти утверждения относятся к радостному смеху, но никак не к горькому или ироничному?

– Почему же? Я думаю, в нем задействованы все составляющие, все варианты и возможности. Кому-то милее смех, возникающий при просмотре цирковых номеров на стыке клоунады и буффонады, а кому-то это не интересно и даже противно.

– А и правда. У Риты манера шутить сквозь слезы, потому что о важных проблемах пишет.

И Жанне тут же припомнились счастливые слова мужа: «Знаешь, когда я понял, что ты выздоравливаешь, и тебе уже ничего не грозит? Когда ты впервые после операции засмеялась».

– Рита, углубляясь в абсурд и трагизм жизни, прячется за лиризмом. Он смягчает грусть. А Лена закрывается иронией. Почему у нас лирика обязательно в миноре? А я хочу, чтобы в мажоре была, в радости! – пожелала Аня.

– …Помнишь слова Нильса Бора: «Есть вещи настолько серьезные, что о них можно говорить только шутя». Гений. О нем не хочется вспоминать в прошедшем времени, – сказала Инна.

– …Это дилетантизм и примитивизм, если волеизъявление на бытовом уровне. Академизм предполагает более высокое прочтение.

– А если реки эмоций?

– …Рита не устает вбирать в себя судьбы своих героев, их беды и несчастья?

– Она ими питается, – рассмеялась Инна.

– …Давай, начинай ломать авторов через колено.

– Ну, а если всерьез говорить о писательском творчестве, то все очень просто: от мыслей отпуска не бывает. Как уйти от самой себя?

– …Драматург Володин писал: «Стыдно быть несчастливым».

– А можно иначе сказать: «Неловко быть счастливее других».

– И сразу между вами видна разница.

«Девчонки и в этой области надеются сделать открытия? Только часто новое оказывается повторением старого», – усмехнулась Лена, прикрыла усталые глаза и… будто начала медленно растворяться в пространстве по типу какой-то химической реакции.

– …Глупость всё это несусветная, – возмутилась Инна и судорожно сглотнула слюну. – Что-то я проголодалась. Надо бы подзаправится. Пряники, печенье, вода с сиропом и без – это уже банкет! Аня, не сочти за труд, подтолкни ко мне вазу. Я не дотягиваюсь, а встать мне лениво. Молодчина, Кира, расстаралась, наготовила всяких приятностей для гурманов. Аня, угостись. Божественно вкусно!

– Спасибо, – ответила та, двигая вазу.

«Глупость? Что Инна имела в виду? Наши с ней разговоры? – Мнительность и обидчивость обступили Аню. – Мелочи всё это», – решительно успокоила она себя.

* * *

– …Сначала романы узнаваемы, потом признаваемы. Следующий этап для талантливых произведений – стать достояние мировой культуры, – речитативом пропела Инна.

– Как много надо, чтобы талант состоялся! – Аня вздохнула так, будто привередливая судьба ей самой перекрыла кислород, не дав развиться врожденным способностям. – Риту притягивает грустное. Оно и понятно. Когда пишешь о проявлениях человеческой души, всегда присутствует немного меланхолии. Но сейчас требуется оптимистичная литература.

– Не хочет сладким кормить. Ох, эта мне ее временами неизбывная мрачность! Она заменяет ею глубину произведения? – язвительно предположила Инна.

– Время кует авторов и героев. – Лена поспешила загасить не померещившийся ей, явно намечающийся спор.

– Цель у Риты прекрасная: пробудить в читателях нравственные чувства и прежде всего сочувствие, утвердить благородство, чтобы они могли преодолеть в себе пошлость и злословие. Она мечтает, чтобы в людях проснулась внутренняя сила, увеличился масштаб души. И тогда в них всё положительно срастется, – восторженно «запела» Аня.

– Рита сама в своей жизни стремится к идеалу и тащит за собой остальных? Но какой же идеал без радости? Зря старается, не достучится. Ей стоит поискать другой, запасной, более эффективный вариант влияния на людей? – спросила Инна.

– Начну с того, что ты не справедлива к Рите. Один – гений стиля, другой – гений видения; кто-то умеет выражать радость, кто-то печаль. Людям свойственно больше грустным делиться.

– Не стоит это качество возводить в ранг всеобщего, – заметила Жанна. Она только что вышла из полузабытья. – Людям важно, как преподнесен грустный материал. Надо, чтобы не в лоб.

– В лоб больнее – усмехнулась Инна. – По себе знаю.