Любовь на фоне геометрии и зоологии. От грёз любви не отличим. Мой ангел смотрит на меня…

(«Ну, и куда это я забралась? Так долго не было остановок! Да какая разница! Главное, что есть вторая платформа, с неё-то точно куда надо доеду! А, вон и очередь за билетами! Странная какая касса…») Билеты на электричку продавались в открытой палатке. На столике перед продавцом лежали плотными рядами вперемежку газеты, журналы, кроссворды, а за ним, под задней стенкой палатки, стоял стеллаж с книгами (Опять книги! Прямо целый день меня преследуют!)

– Мне один до Москвы!… Молодой человек, я Вам пятерку дала, а Вы мне сколько сдачи дали?

Я развернула три тысячных купюры веером и возмущённо уставилась на скромно потупившего голову продавца.

– Вот-вот! Так и норовят обмануть! – раздался старческий голос сзади, – Везде нужен глаз да глаз!

Это возмущался высокий сухонький старик, напиравший от закипевшего чувства попранной справедливости на маленькую пухленькую аккуратную старушку, стоявшую непосредственно за мной. Старушка почему-то смотрела на меня укоризненно своими выцветшими, а когда-то ярко-голубыми, глазами. Я перевела взгляд на свой импровизированный веер и с ужасом увидела, что тысячных купюр уже пять. Что за наваждение? Стыдливо свернула деньги, чтобы никто не заметил, и поспешила на платформу.

– Совсем молодежь совесть потеряла! Тыща рублей за билет! Какая наглость! Да в моё время билет двадцать копеек¹ стоил, – продолжал кипятиться старик.

Не поняла – причём тут «молодежь», но в остальном я с ним была полностью согласна: тысяча рублей за билет – это грабёж, а потому никакого стыда за то, что билет мне достался даром, не испытывала.

К нужной мне платформе надо было пройти по деревянным мосткам, проложенным между старыми ржавыми рельсами. Мостки были узкими, а людей было много, и все лавировали между друг другом в каком-то непонятном броуновском движении вместо того чтобы спокойно идти в одном из направлений по одной из сторон. Так и хотелось крикнуть: «Да держитесь вы уж все правой стороны – меньше будет толкотни!». И только когда я дошла до середины мостков, стало понятно, почему люди движутся так хаотично: под мостками спали люди! Они плотно прижимались друг к другу спинами и были похожи на перчаточных кукол, сложенных в длинную коробку голова к голове… Шедшие по мосткам люди, натыкались на них, стыдливо отводили глаза в сторону и… шли дальше. Наверное, они думали так же, как и я: «Всем не поможешь», а потому не помогали никому. Но какая-то крохотная частичка души колола сердце не до конца утраченным состраданием, и люди ускоряли шаг, опускали глаза и на мгновение теряли прямолинейное направление своего пути. Проще всего было тем, кто искренне верил и даже негодовал по поводу, что нищие – они не нищие, а члены банды тунеядцев и вымогателей, а сами по себе они живут вполне себе припеваючи… Я же остаюсь среди не определившихся… Однажды была на встрече с православным священником, где ему задали вопрос – как же поступать в таком случае? Ведь христианство требует помогать всем страждущим, но тогда можно разориться и собственную семью пустить по миру. И батюшка посоветовал разменять «денежку» на мелкие монетки и подавать копеечку – мол, и сами не разоритесь, и христианский долг свой исполните… Мне было так противно на душе от этого его совета. Подал копеечку – поставил галочку в списке своих добрых дел – а там, глядишь, уже и нимб над головой скоро засветится. Столько в этом было спеси, столько самолюбования и превосходства над окружающими…

Как я оказалась уже в электричке совсем не заметила. Хлоп – и уже пялюсь в окно, пытаясь разобрать быстро мелькающие пейзажи в сгустившейся темноте. Странно, что и на вокзале кромешная тьма. Обычно к Москве долго подъезжаешь. Кругом огни, огни – высотных домов, дорог, встречных поездов, а тут… Но это явно конечная, из электрички все вышли, одна я не решаюсь выйти из теплоты и света её нутра в темень и неизвестность снаружи. Но делать нечего! С трудом поднимаюсь и тащу своё непослушное тело к выходу из вагона…

Нет! Это уже вообще ни в какие ворота! Я опять приехала не туда!

– Мужчина, простите, а это какой город?

– Что, заснула, милая, и проехала свою остановку?

– Да вроде и не спала… Мне в Москву надо.

– И-и-и, девонька, где мы и где Москва! Как же это тебя угораздило?

(«Вот же ж, попала на словоохотливого старикана! Так можно до морковкиной задницы разговаривать и ничего не узнать. И спросить-то больше не у кого…»)

– Дедуля, так можно отсюда до Москвы добраться?

– Конечно, можно! В Москву, девонька, отовсюду можно добраться. Ты вон смотри, видишь, огонёчек светится? Его и держись. Это окошечко кассы. К нему заберешься, билетик купишь, и на среднюю платформу ступай. Здесь уж не перепутаешь – середина она всегда одна. На среднюю. Запомнила?

Это мне уже дедуля в спину кричал, поскольку я определилась с направлением, и выслушивать его причитания не было никакого терпения. Господи! Сегодняшний день когда-нибудь закончится? Я домой попаду, в конце концов? Или так и буду скакать с электрички на электричку?