Любовь на фоне геометрии и зоологии. От грёз любви не отличим. Мой ангел смотрит на меня…

Только когда я дошла, наконец, до светящегося окошечка кассы, поняла, почему дедуля сказал «заберёшься»: окошко горело где-то на уровне второго этажа, и забираться к нему надо было по витиеватой решётке, а отнюдь не по нормальным ступенькам. Но разве это может меня остановить? Вот и пригодилась моя единственная вылазка на скалодром, после которой я сказала своим друзьям, что в гробу я видала их скалодром и в белых тапочках…

Окошко кассы было настолько узким, что от кассира в нём виднелись только кисти рук, но, тем не менее, он мне четко и коротко ответил глухим голосом из-за стекла своей кассы (я боялась, что в этом городке окажутся все такими же словоохотливыми, как тот дедуля), что ближайшая электричка будет отправляться в Москву от средней платформы в 2.10.

– А раньше нету? – жалобно спросила я.

– Их всего у нас три: в два десять, четыре ноль один и в четырнадцать ноль 2. Так что, будешь брать билет на два десять или нет?

– Буду-буду!

– На среднюю платформу ступай. Здесь уж не перепутаешь – середина она всегда одна, – повторил кассир на прощанье слова старика слово в слово и захлопнул окошечко кассы.

А я поплелась искать среднюю платформу. Но, когда я села в эту электричку, на меня накатило такое блаженство и такая уверенность, что теперь-то уж я еду в правильном направлении, что я смежила веки с чувством какого-то выполненного долга и провалилась в сладкий сон…

¹ – в советское время стоимость билетов тарифицировалась по зонам (зона – примерно 10 км).

От Москвы до станций 1й зоны – 10 коп, 2й – 15, 3й – 20, 4й – 25, 5й – 35, 6й – 40, 7й – 55, 8й – 65, 9й – 85 коп. Дальше на разных направлениях могли быть расхождения.

2

– Разряд!

…

– Ещё разряд!

…

– Всё, Александр Викторович! Всё. Это бесполезно. Констатируйте время смерти…

– Время смерти: третье января два часа десять минут.

– Так уже четвёртое наступило…

– Да-да, конечно…

… Запись в журнале:

Дата смерти – 4.01

Время смерти – 2.10

Причина – травмы, несовместимые с жизнью…

… Медленно гаснут шары фиолетовых ламп над операционным столом…

… Застывают и темнеют потёки крови на использованных инструментах…

… Снежный сугроб простыни в центре операционной…

Александр Викторович Боголюбов, ведущий хирург-травматолог Филатовской больницы, устало присел за свой рабочий стол. Он чувствовал… Да ничего он не чувствовал. Полное опустошение. Как и всегда, когда он проигрывал свой бой со смертью. А поскольку его вызывали на самые сложные, самые безнадёжные случаи, такое случалось не редко.

Вот и сегодняшний несчастный случай. Девушка… или женщина? В такой мясорубке между двумя электричками – разве был у неё хоть малейший шанс выжить? Нет, конечно… Но она ещё была жива целых шесть часов. И все эти шесть часов он боролся за её жизнь. Боролся, конечно, не он один, но в последнее время он чувствовал именно так: когда удавалось обмануть костлявую – побеждали они, а когда – нет, проигрывал он.

А раньше, всего год назад, чувства были диаметрально противоположными: в каждом выигранном сражении он чувствовал именно себя победителем, а в каждом проигранном – увы, но мы не боги, не всё в нашей власти…

Но то было раньше, до того, как год назад его единственная дочь Верочка, умница и красавица, попала под колёса автомобиля, и врачи Склифа сотворили чудо, вытащив её из лап смерти, но не до конца… Её ноги остались парализованными. В пятнадцать лет – и полная неподвижность. Первая любовь, единственный в жизни выпускной, переживания на экзаменах, марш Мендельсона, бессонные ночи у постели ребёнка – всего этого у неё уже не будет ни-ког-да. Какое страшное слово…

Тогда он, в порыве гордыни, убивался, что его не было рядом. Он был уверен, что будь он за операционным столом, его Верочка уже давно бы забыла об этой аварии. Но потом, чуть позже, когда он смог хладнокровно посмотреть на её ситуацию своим профессиональным взглядом, его оглушило осознание того, что Верочки уже могло и не быть… И не мог себе этого представить… Не умещалась эта вероятность в сердце… Холодным ужасом застывала в душе… И с тех пор воспринимал каждый подобный случай, приводивший пациента к нему на операционный стол, как вызов. Вызов лично себе. Как с этой женщиной, которая умерла сегодня. И его счёты со смертью пока были фифти-фифти…

3