Любовь на фоне геометрии и зоологии. От грёз любви не отличим. Мой ангел смотрит на меня…

– Что, всем сразу? – театрально ужаснулся Александр Викторович, а сам уже истекал слюной, глядя на миску с ярко-фиолетовой фасолью, щедро посыпанной зеленью, горку золотистого картофеля с нагло-красными помидорами и нежно-бежевыми ломтиками мяса, и огромное блюдо с янтарным слоёным хачапури, который мама называла «Письмом из Грузии». А запахи! Боже мой! Какие запахи! Острый чеснок, жареный лук, солёный сулугуни! М-м-м…

Ночью, уже лёжа в постели без сна после сладко-восхитительной любви с живой, горячей, как будто восставшей из пепла, любимой женой, Александр Викторович перебирал события сегодняшнего вечера, как фанатик-коллекционер с трепетом рассматривает самые драгоценные камни своей коллекции.

Сначала оживший агатовый взгляд Верочки… На вопрос о её состоянии Люба загадочно улыбнулась и сказала, что рубикон⁶ пройден, но о чём-то конкретном говорить пока рано. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И он суеверно замолчал, чтобы ненароком не спугнуть капризную удачу.

Потом драгоценные сапфиры глаз Наденьки. Даже если бы она не приготовила этот обалденный ужин (а он наелся, как удав, проглотивший слона, точнее сказать, дракон, обожравшийся бизонами, поскольку весь рот горел от чеснока и специй, щедро добавленных во все блюда), одно это уже было бы счастьем.

А эта их взаимная тяга друг к другу, нежность, перешедшая в страсть, общий взрыв, и опять щемящая нежность… Как в первые месяцы после их свадьбы. Как во время их медового месяца. Он уже и подзабыл, как это было волшебно. А напомнил об этом разговор за столом. Наденька рассказывала, Люба внимательно слушала, периодически вставляя ахи и охи, а он вносил свою лепту в разговор нечленораздельным мычанием, поскольку рот был забит едой. Наденька даже показывала фотографии их поездки в Швейцарию, которую они решили считать своим медовым месяцем. Интересно, был ли у кого-нибудь такой же короткий месяц, как у них? Всего-то пять дней, но каких!

Александра Викторовича пригласили на Конференцию по вопросам эндокринологии и дерматологии, хирургии и неврологии в Монтрё, на 5 дней. А он извернулся ужом, и успел сделать и заграничный паспорт, и швейцарскую визу для своей молодой жены, совместив, таким образом, работу и медовый месяц. Отметил в обширной программе Конференции интересные для него выступления по своей любимой хирургии, а на остальное забил, чтобы посвятить время своей любимой Наденьке.

За эти пять дней они не только облазили все окрестности Монтрё, но успели добраться до Берна на севере и Лозанны на западе. Ё-моё! В Москве ещё только распустилась черёмуха, похолодало, а в Швейцарии уже вовсю буйствовала сирень, глициния и ещё целая куча деревьев и кустарников, цветущих яркими разноцветными шапками цветов, не известных не только им, но, кажется, и науке тоже, названий. А магнолия так и вообще уже почти облетела.

А сколько они открытий для себя сделали! В Веве, кажется, безраздельно принадлежащем Чарли Чаплину, который провел здесь последние годы своей жизни, обнаружился памятник Николаю Гоголю, который, оказывается, здесь работал над «Мертвыми душами».

А Берн, который по фильму «Семнадцать мгновений весны» представлялся официально-сухим каменным мешком, оказался милым и уютным, весь утопающим в разноцветье кустарников и клумб, городком.

А в Монтрё памятник королю рок-н-ролла Элвису Пресли, который лечился здесь от наркотической зависимости, соседствовал с памятником великому русскому писателю Владимиру Набокову, который провёл свои последние годы жизни в отеле Montreux Palace, а на предложения своего помощника купить свой собственный дом неизменно отвечал, что уедет отсюда, только если найдётся дом с лучшим видом, чем из окон его номера. Такой дом так и не нашёлся…

А горы, покрытые шапками чистейшего искрящегося снега! А блюдца озёр, таких же ярко-голубых, как глаза Наденьки! Рай! Просто рай на Земле! И они с Наденькой, как Адам и Ева, чистые и непорочные, и страстные и необузданные одновременно…