Любовь на грани

— Добрый, Маргарита Сергеевна, — главврач задержал на девушке взгляд чуть дольше положенного, и ее щеки тут же вспыхнули румянцем.

«Бог ты мой, и здесь одно и то же! Что же старых мужиков так тянет на молоденьких девок-то»?

У Вадима было желание треснуть Родионовичу подзатыльник, но он не имел на это права, поэтому молча наблюдал за картиной, как молоденькая девочка кокетничает со взрослым мужиком. Они отошли в сторону, главврач что-то спросил у медсестры, она ответила, при этом опустив глаза.

«Ну, понятно», — подумал парень про себя.

Родионович отделился от ресепшена и, подозвав Вадима, продолжил путь внутрь здания. Последняя тяжелая дверь легко открылась под напором мужчины, и перед Вадимом предстала картина из голливудских фильмом. Борис лежал на высокой больничной кровати, к его телу было подведено множество трубок. Парень сделал несколько шагов, не веря в то, что Родионович привел его не в морг. На лицо отца была надета маска искусственного дыхания, голова стянута бинтами. Да и тело все было в бинтах, словно у мумии, в которой узнавались очертания Годунова лишь по лицу.

— Вижу по вашему лицу, что не ожидали, — усмехаясь, проговорил доктор.

Вадим лишь покачал головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Отец ваш, на удивление, оказался очень живучим, — ответил Родионович. — А таким людям и грех не помочь.

— К-к-как? — произнес заикаясь Вадим. — Он же упал с такой высоты.

— Но жена-то его жива, насколько я слышал, — Вадим кивнул головой, — так почему же он должен был умереть? Вот только меня мучает вопрос, — он глянул на парня. — Почему ее не привезли сюда?

Вадима как холодной водой обдало, он не знал, что ответить. Почему ребята привезли отца и не забрали Полину, было секретом и для него.

— Возможно, — начал он и помолчал, обдумывая ответ, — обстоятельства сложились именно так, как приходится наблюдать.

— Как скажете, — не стал настаивать доктор.

— Как его состояние? — задал Вадим самый насущный вопрос на данный момент.

— Стабильно тяжелое, — ответил доктор. — Но могу сказать одно — жить будет. И насколько успешно будет протекать выздоровление, зависит только от него.

Вадим кивнул, и снова его взгляд метнулся к Годунову. Теперь все усложнится. Ему нужно срочно с кем-то поговорить, нужно принять правильное решение и сделать верный шаг, чтобы потом не жалеть о том, что не смог просчитать и проанализировать все варианты, поддавшись первым неоправданным в будущем порывам.

Из больницы Вадим вышел, когда часы показывали без четверти десять. Его сегодня преследует это число. Он сел в автомобиль и снова закурил сигарету.

Глава 26

Назойливый писк будильника вдалбливался мне в уши, заставляя нервничать. Что за нахрен? Не помню, чтобы у меня хватило ума поставить для себя такой дебильный звонок. Пытаюсь левой рукой дотянуться до тумбочки, чтобы разбить к чертям источник писка, и меня пронзает резкая боль. Из груди невольно вырывается какой-то утробный рык, я распахиваю глаза и ладонью правой руки зажимаю плечо. Да что же это за твою-то мать, Золотов? Мой взгляд натыкается на больничное оборудование, что стоит возле кровати. Больница? И тут меня накрывают воспоминания. Я вскакиваю на кровати. Мне мешает встать иголка от капельницы, которую я сначала не заметил. Она вставлена в вену и при каждом моем движении норовит вырваться из нее. Вынимаю ее аккуратно и зажимаю прокол, все-таки встаю на чертов пол, меня штормит, но я держусь за спинку кровати и пока замираю на месте. Сколько я тут, интересно, провалялся? Внутри сердце начинает колотиться так быстро, что кладу правую руку на грудь и сильно сжимаю ее. Нет, нет, стоп. Глаза заволакивает пелена от последнего воспоминания. Бледное лицо Полины. Я в это не верю, не могу поверить. Или не хочу. Грудь сдавливает, и я начинаю задыхаться. Воздух, мне срочно нужен воздух, или меня разорвет на части от запертого пространства. Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и сталкиваюсь с удивленными глазами Виктора.

— Макс! Пришел в себя наконец-то! — он в несколько шагов пересекает расстояние между нами и прижимает меня к себя.

— Бля, Витя, плечо, — стон боли вырывается из моего горла.

— Прости, прости, — тут же тушуется товарищ, — забылся, просто уже два дня дежурю у твоей двери. Жду, когда очнешься уже, — он широко улыбается.

Мне хотелось бы ответить ему, но не могу даже представить, как растянуть губы в улыбке, даже притворной, когда внутри по венам растекается горечь, что травит мои чувства, разъедает каждую эмоцию, превращая ее в шлак.

— Пацан, ну что ты раскис?

Я в неверии уставился на парня. С моих губ уже готова была сорваться матерная брань, когда…

— Жива твоя Полина.

Он произнес эти слова так просто, а у меня ноги сделались ватными, и нутро все свело от радости. Смотрю на Виктора, а у самого даже сердце на миг замирает. Раз, два, три… удар, раз, два, три — еще удар, и оно заколотилось как сумасшедшее.

«Вдох, болван, сделай вдох!» — кричит мой внутренний голос. Я глубоко вдыхаю.

— Сейчас, Максим.