Любовь на Итурупе

Рыба была готова, все оживились. Началось застолье по-русски. От звуков прибоя на душе становится тоскливо – значит, нужно выпить. Водка еще сильнее бередит сердечные раны, крики чаек похожи на человеческие стоны.

– И как им удается жить среди такой тоски? – бормотал я, переводя взгляд с одного на другого. Они равнодушно набивали рот горбушей, шмыгали носами, кидали рыбьи глаза чайкам, выпрашивавшим еду. Мне хотелось разговорить их, и я спросил, используя все свои знания русского языка:

– Почему вы живете на этом острове?

Водитель коряво переводил на английский ответ вана:

– Я здесь с восемьдесят пятого года. Раньше жил в Новосибирске. Здесь теплее, чем в Сибири. В Москве я ни разу не был. Америка ближе. Ты бывал там? На корабле плавал? На военной базе в заливе Касатка стоят МиГи-21. На МиГе до Америки – рукой подать. Правда, они толком и не летают. На острове много военных, но они просто живут здесь – вот тебе и служба. Живут и зарплату получают. Условия тут суровые, но зарплата лучше, чем в других местах. Только деньги тратить не на что. Да их теперь и не платят никому. Все равно воевать здесь никто не собирается. «Калашниковых» хватает, но стреляют из них разве что по уткам.

Слушая бессвязный рассказ Ивана, я подумал, что он бывший военный, но ошибся. Я еще раз спросил его:

– Так зачем ты приехал на остров?

– Я приехал строить дома. Построил и стал здесь жить. Получаю пенсию. Дел много. Картошку сажаю, свиней откармливаю, бар держу, крабов ловлю, старикам помогаю. Все про остров знаю. Спроси у меня про любого, кто здесь живет. Давай еще по одной? Вид у тебя какой-то тоскливый. По сравнению с Токио тут для тебя все равно что Марс. Меня тоже поначалу такая тоска брала, хоть вой. Жалел ужасно, что сюда приехал. Но и на Марсе цветут цветы, растут грибы и ягоды. Здесь я встретился с Катей. Она тоже тосковала. Мы решили, что сообща с тоской полегче справиться будет, и поженились. Родили двоих детей. Увеличили численность населения. Ты спросил, почему я здесь живу? Все очень просто. Если мы отсюда уедем, остров станет необитаемым.

Слушая бесконечную историю Ивана, я вспомнил о Нине, провожавшей меня в путь. Она говорила, что когда-нибудь вернется на остров.

– На Сахалине я познакомился с девушкой по имени Нина. Она в гостинице работает. Не знаешь ее?

Иван мрачно сказал:

– Знаю, – и, переглянувшись с водителем, заржал, как будто речь шла о девице легкого поведения.

– Где живет ее мать? Нина попросила меня кое-что передать ей.

– Так ты Нинин приятель? – В голосе водителя послышалась насмешка.

Повисла многозначительная тишина, я тоже замолчал.

– Если хочешь с ее матерью встретиться, я могу это устроить, только смотри, как бы она тебя не сглазила, – проворчал Иван.

Я не очень хорошо понял, что он имел в виду, но было ясно: Иван побаивается Нининой матери.

7

Я не знаю, приедешь ли ты когда-нибудь на этот остров. Наверное, меня уже здесь не будет, но мне бы хотелось организовать тебе встречу так, чтобы жители с радостью приветствовали тебя. Наверное, они расскажут о чудаковатом японце, который когда-то жил здесь. И тогда ты узнаешь, что я тут делал.

На острове везде бьют горячие ключи. Еще есть баня под открытым небом, с видом на Охотское море, и сауна; жители приезжают сюда поправить здоровье; далеко в горах, куда можно добраться только на вездеходе, течет река, берущая начало из горячего источника. Приехать на источник пообщаться или собраться и выпить в баре – вот и весь досуг на острове.

Прошло десять дней, с тех пор как я приехал сюда, но я все еще выделяюсь среди местных жителей. Может быть, потому, что народу здесь мало, любой посторонний привлекает к себе внимание. Здесь не так, как на южных островах: вид у людей суровый, брови нахмурены. Дело не в том, что они настроены враждебно, просто хотят знать, зачем я приехал к ним. Приветливая улыбка действует на них обезоруживающе.