Любовь на Рождество

Откусив кусочек тоста, Марджори в сердцах швырнула его обратно на тарелку. Похоже, здесь не найти другого хлеба, кроме темного, из муки грубого помола. Как она истосковалась по свежевыпеченным, еще теплым белым булочкам, поданным на тарелочке из тончайшего костяного фарфора, вместе с клубничным джемом и густыми английскими сливками!

Дверь распахнулась. Марджори открыла было рот, чтобы преподать непрошеному гостю, позабывшему постучаться, урок хороших манер, но осеклась при виде страдальческого лица Пенелопы.

– Доченька, что случилось?

Марджори сама велела Пенелопу подтолкнуть – Иана к поцелую. Неужели он нанес ей непростительное оскорбление, зайдя слишком далеко? Или не пожелав зайти вообще?

– Иан притащил домой женщину! – воскликнула Пенелопа, и острый кинжал гнева вонзился в самое сердце Марджори.

– Женщину? Какую еще женщину?

Может, потаскушку? Или любовницу?

– Он нашел ее раненой в снегу, где-то среди пустоши, – объяснила Пенелопа, скрестив руки на груди и с видом капризного ребенка оттопырив нижнюю губу.

Марджори вздохнула.

– Какая-нибудь местная жительница, полагаю, шотландская крестьянка, – на предпоследнем слове она презрительно скривила губы.

– Она леди, – возразила Пенелопа.

Марджори приподняла брови. Леди?

– Шотландская или английская?

– Шотландская. Но ее брат – граф.

Марджори стиснула кулаки под одеялом, но сдержалась, и ее лицо осталось невозмутимым.

– Дурнушка или?.. – продолжить она не смогла.

Пенелопа принялась прилежно изучать собственные руки, особенно безымянный палец без обручального кольца.

– О нет, красавица. Иан принес ее сюда на руках, завернув в чуть ли не всю свою одежду.

– Свою одежду? – Марджори отставила поднос. – Господи, что все это значит? – Пенелопа пожала плечами. – Не пожимай плечами, дорогая, – упрекнула Марджори. – Это пошло, а графиня не может позволить себе подобных вещей.

Пенелопа сцепила пальцы на уровне талии, подняла подбородок и выпрямила плечи.

– Она была закутана в его плед, а ее колено перевязано его носовым платком. Она, видите ли, поранилась, и ей понадобилась помощь.

– А-а, – облегчение волнами разошлось по телу Марджори. – В таком случае это не имеет значения. Ты еще не поцеловалась с Ианом?

Губа Пенелопы оттопырилась еще сильнее, настолько, что в эту минуту ее вряд ли кому-нибудь захотелось бы поцеловать.

– Я пыталась, но…

– Что «но»? – поторопила ее Марджори.

– А что мне было делать? Бросаться ему на шею, вымаливать поцелуй?

«Если понадобится – само собой», – мысленно подтвердила Марджори.

– Он тихоня. Может, просто постеснялся, – вместо этого вслух объяснила она. Или слишком упрям, или неописуемо глуп. Марджори попыталась вдохновить дочь улыбкой, протянула руку и пожала ее пальцы. – Тебе надо почаще поощрять его, улыбаться, кокетничать, делать ему комплименты, вызывать на откровенность…

– С ней он, похоже, не стесняется, – обиженно запыхтела Пенелопа. – А все остальные здесь смотрят на нее так, словно она возникла по волшебству.

Марджори нахмурилась.

– По волшебству? Не болтай чепухи. Это простой, необразованный народ. Они во всем видят волшебство, предсказывают будущее по тому, что разглядели в тесте для хлеба или форме облаков. Я нисколько не сомневаюсь, что Иан просто проявил вежливость по отношению к незнакомке. Насколько мне известно, у шотландцев есть обычай с радостью встречать не только гостей, но и любых путников, не отказывая им ни в чем. Это из свода неписаных правил, по которым они живут.

– Не отказывать даже в его постели? – уточнила Пенелопа.

Марджори показалось, что выпитый чай образовал водоворот у нее в желудке.

– В его постели? Он был с ней в постели? – Ей стоило немалых трудов произнести эти слова абсолютно равнодушным, бесстрастным тоном.

– Нет, – ответила Пенелопа. – Он решил, что пока она не уедет, он будет спать в башне. Но все равно…

Марджори вздохнула.

– А по-моему, для беспокойства нет никаких причин. Очень скоро она уедет, вернется туда, откуда явилась. А тебе просто надо быть понастойчивее с Ианом. Некоторых мужчин требуется убеждать дольше, чем остальных, показывать им, чего они хотят, направлять их… Льсти ему, очаровывай… – начала она, но тут дверь снова открылась, и в спальню ворвалась Элизабет, возбужденно сверкая глазами.

– У нас гостья! – воскликнула она. При виде младшей дочери Марджори нахмурилась: волосы Элизабет были встрепаны, платье выглядело как тряпка, лицо раскраснелось от волнения. Когда же этот ребенок наконец научится приличиям и манерам?

– Пенелопа только что рассказывала мне про нее, – ровным тоном отозвалась Марджори.

– Она такая красивая, а Фиона говорит, что еще и очень милая, – тараторила Элизабет.

Пенелопа прижала ладони к вискам.

– Умоляю, потише!

– Что еще тебе известно о ней, Элиза? – спросила Марджори, а Элизабет тем временем присела на край постели и уставилась на недоеденный тост на подносе.